Как шляпку я кокетливо поправлю крышу...
Яга Вс сказка здесь - ficbook.net/readfic/2568293/7136973#part_conten...
читать дальшеПродираюсь сквозь кусты да матерюсь себе под нос. И угораздило же пообещать Змею именно сейчас зелье сварить! Как некстати разрыв-трава закончилась. Появилось желание заехать кому-то в глаз, но кандидатов не наблюдалось. А жаль! Вечно сеансы психоанализа с трёхголовым мне боком выходят. Горыныч пару-тройку богатырей поломает, задницы им припалит, а потом к Яге идёт грехи замаливать да горе горькое мухоморовкой запивать. Почитай, пол века дружим. К кому еще, как не ко мне, податься? Только ему доза на три головы идет, а я с одной наутро похмельем маюсь.
Два дня назад вновь прилетал. Ухнул на полянку так, что в избе горшки да плошки по полкам запрыгали, и бегом к окну. Говорун как всегда первый поспел, сунул головешку свою в оконце. Дёрнулся, правда, разок, видать, от Ворчуна хвостом по шее прилетело, но законного места никому не уступил. Братцы меж собой концы свои давно поделили. Говорун за правые лапы отвечает, Молчун за левые - они по краям торчат, им сподручнее, а Ворчун всерёдке - ему крылья и хвост под отчёт. Кто из них членом хороводит, так и не поняла. Может, по очереди?
Говорун, не успев отдышаться, сразу с места в карьер затарахтел, не остановишь:
- Ягусенька, подружайка моя верная, присоветуй, что делать? Не могу я без него!..
Лыко-мочало начинай сначала!
- Без кого, тарахтелка ты моя чешуйчатая?
- Да без Молчуна же!
- Дык, это и ежу понятно. Вы ж как-никак с одного яйца вылупились.
- Не-е-е-е... Ворчун вон тоже оттель вылез, а как начинает бухтеть, я его сам готов на одно яйцо положить, а вторым прихлопнуть. Тут другое. Сама погляди, какой у Молчуна профиль, какая фактура! А как он молчит?! Люблю я его...
Я отодвинула его морду и выглянула в окно. Ничего нового не увидела. Как были все три под копирку сделанные, так и оставались по сей день. Только и разницы, что у Говоруна серьга брильянтиком в правом ухе сверкает, у Молчуна в левом, а Ворчун и вовсе без них.
Характером, правда, различались. Тут спору нет. Говорун добряк, каких свет не видывал, даром что Змей. Только своей трескотнёй кому угодно вынос мозга сделает. Метёт языком, что я помелом, пока Ворчун ему хвостом пасть не смотает. Средний братец серьёзнее будет. Все старается Говоруна приструнить. Да влюбчивый больно. Как увидит бабу чуть краше меня, так и начинает поэмы сочинять да серенады ей выпевать. Сожители его от этого воем воют, а он злится и бухтит на свою тяжкую долю. Угораздило, мол, родиться в одном теле с двумя придурками. Молчун от них обоих отличается, как небо и земля. Слова лишнего с него не вытянешь. И глядит так, что душу переворачивает. Вот все говорят: "Горыныч - Змей огнедышащий..." А ведь не ведают, что из этой троицы только Молчун огневик да в бою чего-то стоит! Он не разводит, как братцы, демагогию. Глазом скосит, прицел возьмёт, плюнет пламенем, и все. Богатырь, запечённый в собственном соку, - одна штука...
Пока Говорун мне мозг шлифовал, та парочка терпеливо ждала своей очереди. Молчун, как всегда, медитировал на деревья позади избы, а Ворчун бубнил что-то себе под нос. Видать, поэму новую сочинял.
- Тебе чего, влюбиться боле не в кого?
- А в кого ж мне еще влюбляться? В Ворчуна? Та ну нах!.. У него одни бабы на уме.
- Погодь, милок, так ты чего, тоже из этих... заднеприводных?
Говорун потупил глаза, вздохнул тяжко и положил мне голову на колени:
- Видать, из них, раз меня на Молчуна тянет, а не на прынцесс каких. Да и к богатырям я уже давненько присматриваюсь, но толку с ними мутить. Мелкие все. А Молчун свой, хороший и завсегда рядом. Я к нему уж и так, и эдак: цветы дарил, песни пел, даже колечко своё любимое, с рубином в пятьдесят карат, на золотом блюдечке преподнёс.
- А он? - насторожилась.
- А он молчит да морду воротит! Поцеловать его хотел, так Ворчун, сволочь безмозглая, всю малину перебил. Как начал нас хвостом по бокам охаживать - еле утихомирили. Помоги, Ягусь! Придумай чё-нить. Ты ж всем ведьмам ведьма, - кинул леща Говорун. Я в его зенки бесстыжие заглянула и поняла, что дело швах. Зло взяло:
- Придумай-придумай... Голову что ль Ворчуну открутить, чтоб он вашим шашням не мешал?
- Не. Голова ему еще пригодится. Я тут подумал. Разделить нас надобно.
Как представила себе этот процесс в красках, аж дыхание в зобу припёрло. Ну ладно, Говорун будет на двух левых скакать, а Молчун на двух правых, как блоха на гребешке. Ворчуну туже придется. Ему только летать или на пузе по земле юзать. А ливер меж ними как делить-то? Протянула руку, схватила первое попавшееся и треснула болтуну промеж глаз... половником.
- Совсем сдурел, гадючье отродие! Сам сгинуть решил и братов за собой потянуть?!
Говорун глазки в кучу собрал, головой помотылял – видать, остатки мозгов на место ставил - и давай на меня по новой наседать.
- Ты погодь драться-то, Ягусенька. Выслушай поначалу. Идейка у меня есть.
- Ну...
- А никому не расскажешь? Особенно этим двоим. Я хочу им сюрприз преподнести.
Глазки его умильные меня никак не убедили, но слово надо было давать. Должна ж я узнать, что у этого потерпевшего на уме. Вдруг и впрямь что умное скажет?
- Никому не скажу. Зуб даю. Последний...
- Ой, да не пи-пи! Последний он у нее! Видали мы твои последние. Акула позавидует.
От слов таких аж опешила. Уж, почитай, лет триста морок держу даже во сне. Никто меня в истинном обличии не видал. Только на шабашах и отрываюсь, да туда только ведьмам ход открыт. Неужто сдала меня какая подруга заклятая?
- Чего мелешь, ящерка безмозглая! Глянь, коль не веришь, - и растопырила рот прям перед его правым глазом. Говорун обозрел одиноко торчавший пенёк, в гланды заглянул, отшатнулся и хитро так глазик прищурил.
- А скажи мне, Ягусенька, ты помнишь, как с весеннего шабаша возвращалась?
Я поднапряглась, ибо так набралась тогда с подружайками, что события той ночи - тайна, покрытая мраком. Очнулась утром в своей избушке мордой в подушке. Спасибо, какая-то добрая душа рассольчику в крынке рядом с лежанкой оставила. К полудню на крылечко выползла и офигела. Итить-колотить! Избушка на одной лапе стоит на кочке посередь болота, вся тиной да грязью болотной по самое нихочу уделанная. И молчит... Месяц не разговаривала. До сих пор так и не знаю, как мы там очутились.
- Знамо как, на метле возвращалась.
- Ага-га-га-га... Ведьмачьи авиалинии! Помелом вперед летают только асы экстра-класса! - загоготал Говорун. - Ступа отдельно, ты отдельно, юбка вместо флага, ножки стройные, талия тонкая, грудь против ветра...
- Ой, милок, о чём ты шепчешь?! Какая грудь, коли я, почитай, годков триста на ребрах крестики зеленкой рисую, чтоб не забыть, где она была! Рассосалось все. Начисто...
- Ну-ну! Только на твое «рассосалось» Ворчун неделю дрочил, поколь новый объект для обожания не приглядел. А Молчун! Он так закашлялся, что лося ненароком поджарил. Ты еще летала вокруг и хихикала: "О, шашлычок дозрел!" Да твоя избушка задолбалась за тобой по пням да кочкам болотным скакать. Пришлось помочь. Еле утихомирили. Молчун крынку с рассольчиком тогда у кикиморы выпросил и в избушку к тебе отволок. Испереживался за подругу. Пить меньше надо!
- ...л-я-я-я...
- Вот тебе и «ля»! Клянись давай чем другим.
Автоматом положила руку на грудь и знак особый сделала. А в голове услышанное все прокручивала. Это хорошо, если только Горыня меня в таком виде лицезрел. А коли кто еще видал? А коли слух пойдёт, что и не бабка я вовсе? Тогда ж от добрых молодцев ни одним помелом не отмашешься! Изведут сватаньем своим.
- ...Яга, твою мать! Ты меня слушаешь?! - рявкнул Говорун так, что в ушах запищало.
- Да не ори ты! Слушаю я.
- Вот и говорю я, что тысячелетие через три дня. Значит, мы уже сможем перекидываться. Только зелье Мерлина сварить надобно.
- Погодь. А при чём здесь тысячелетие и Мерлин?
Змей поглядел укоризненно:
- А говорила, что слушаешь. Подслушал я, когда мелким был, батюшки с матушкой разговор, что перекидываться мы в людей, в отличии от драконов, сможем только через тысячу лет. А до этого ни-ни. Слабы будем, как дети. Извести нас тогда - раз плюнуть. И то, перекинемся, ежели ведьма знатная приготовит нам зелье волшебное, разделяющее, что аглицкий колдун Мерлин придумал. Но принять зелье должны втроем, одновременно и добровольно. Тогда только подействует. Я уже все продумал. Ежели на празднике его в кубки накапать и поднять зазадравицу, так мы одновременно и добровольно все его и хлыстнем. Не нужно будет никому ничего объяснять и убалтывать. Ну что, поможешь, подруженька?
- Народу-то много на юбилей назвали?
- Не. Все свои. Так что даже юбку можешь парадную не надевать.
Вздохнула тяжко. Не люблю я зелья Мерлиновы варить. В них всегда какая-то пакость вылезет. Но делать нечего, видать, придется постараться. За юбилей-то Горынин я забыла. Подарка никакого не приготовила. Да и жаль его, горемыку. Их, то есть. Все змеи и драконы, как положено, с одной головой по миру летают. А эти тысячу лет втроём друг дружке плешь проедают. Деваться им некуда. Как еще дотянули до срока и крышей не двинулись? А задумка Говорунова может и выйти. Нужно в книжках покопаться. Махнула рукой:
- Иди уж с миром, я подумаю на досуге.
- Ты подумай, подруженька, не торопись, у тебя еще пара дней в запасе есть. Всё. Я пошел, а то Ворчун уже всю шею хвостом истыкал. Чмоки-чмоки...
Не успел он скрыться с глаз, как нарисовалась башка Ворчуна.
- Приветствую тебя, Яга! Как здоровьице?
- Мы о моем здоровье поговорим, или ты все же расскажешь, отчего у тебя веко левое дергается?
- Я так больше не могу! - прорвало Ворчуна. - У меня только личная жизнь налаживаться стала.
- И с кем, позволь спросить?
- Поселилась неподалёку от нас девица-красавица, Нагайна. Ее Батый в дальних землях в полон взял, а Несмеяна приревновала узкоглазого своего и помогла Нагайне сбежать оттель. Теперь к родным она вернуться не может, потому что через земли Батыевы путь лежит. Да и родня ее не примет обратно обесчещенную. Забьют ведь насмерть.
- А где ты ее встретил, милок? Чай, Нагайна мимо вашей пещеры-то не ползает?
- Задремали мы как-то на берегу озера. Открываю глаза - ночь, луна огромная светит, а из воды дева распрекрасная выползает. Как увидал, так и пропал. Хорошо, братцы не проснулись, когда я со стояком воевал. Стал ее письмами да поэмами своими закидывать. Поначалу она недоверчиво на меня косилась. А потом ничего, открылась, отвечать начала. Если б ты видела, какие Нагайна письма пишет. Когда она мимо проползает, да в ее кольцах солнце радугой играет, я готов все сокровища к ее ногам... э-э-э... хвосту положить. А эта лазурная парочка все испортит! Увидит любимая, как они шурум-бурум, и меня в том же заподозрит. Что делать?.. Как дальше жить?..
- Так они что, и вправду уже того... этого... шурум-бурум?
- Не. У меня не забалуешь. Бдю. Но я ж не железный. Усну ночью, а они предадутся разврату. И куда я тогда сгожусь такой, обесчещенный?
Я как представила себе эту картинку, как Говорун шею свою по-страусиному выгнул, зад ласкает, аж стонет от усердия, Молчун глаза закатил, а Ворчун никак проблеваться не может, так и покатилась от хохота.
- Ха-ха-ха...
- Ты чего это, Яга? У меня тут горе, а тебе смешно?
- Хи-хи-хи...
- Я тебе как другу душу излил, а ты?..
- Погодь, Ворчун, прости за нескромный вопрос, а каким-таким членом тебя чести лишат, ежели он у вас один на троих?
Ворчун призадумался. Видимо, техническая сторона проблемы его мало интересовала.
- Тут ты, конечно, права, но Говорун уже не раз был замечен за рукоблудием. А оно мне надо? Помоги, Яга. Может, зелье какое сваргакаешь, чтоб усмирить его либидо? Молчун-то не сильно на него ведется: ухмыляется только да уворачивается. Сдается мне, он тоже за кем-то сохнет. И я надеюсь, что не за братцем нашим балахманным. Да вот мне от его молчания не легче. Надо что-то делать. Я ж так рехнусь скоро!
Задумалась. С метлы прутик сломила, тыковку под платочком чешу. По всему выходит, разделить братцев придётся. Кризис у них назрел. Передерутся еще, а там и богатырь какой этим воспользуется: изведет вконец другана моего, Горыню. Махнула рукой:
- Уговорил. Придумаю чё-нить. И будет тебе счастье, только в руках пока себя держи.
- Я знал, что ты настоящий друг! В беде не оставишь. Век не забуду!
- Потом отблагодаришь. Проваливай!
Выглянула в окошко. А там Говорун времени зря не теряет: присел Молчуну на уши и что-то так интимно вещает ему, да лапой шейку поглаживает. Тьфу! Охальник! Опять меня зло не по делу взяло. Брови насупила:
- Следующий!..
Молчун дернулся от окрика, лапой морду братца отодвинул и к окошку устремился. Я к печи отошла, отвернулась, пытаюсь в руки себя взять. С чего это вдруг зло взяло? Раньше вроде нетерпимостью к голубкам не страдала. Может, сглазил кто? Кинула взгляд через плечо, а Молчун глазами прожигает. Смотрит так… укоризненно, что ли? Тут меня и попустило. Не могу на него злиться. Руку к шкапчику протянула, графинчик заветный на полочке нашарила и потащила к столу. Себе чуток налила, хлопнула, остальное Молчуну в подставленную пасть выплеснула. Обняла его за морду и вздохнула. Вот с кем и помолчать не в тягость.
Сколь так сидели, не знаю, но, видать, мухоморовка прибыла в пункт назначения, потому что за окном послышалось Ворчуново: "Ну, так не честно!", и чья-то морда попыталась сунуться в раскрытое оконце. Тут моя изба сделала красивый жест левой лапой, и ответное: "Э-э-эй... Ты чего дерешься?.." Говоруна подсказало, кто именно пытался напроситься в нашу компанию третьим. Погладила Молчуна за ухом и улыбнулась.
- Все. Сеанс психотерапии окончен. Мне уже хорошо. Ты это, если что, заходи. Потом. А сейчас уводи своих братцев. Я подумаю, чем вам помочь, пока вы совсем меж собой не разругались.
Поглядел весело, хмыкнул и поволок свой довесок прочь.
Улетел Горыня, а я за книги взялась. Сутки без сна просидела, все зелье искала, что Мерлин сочинил. Как нашла, чуть не описалась от радости. Только радость преждевременной оказалась. Мало того, что разрыв-травы в запасах не оказалось, меня еще побочные эффекты поднапрягли. Решила: с эффектами буду после разбираться, а траву нужно срочно найти. Уж больно хитро она растёт. Один раз на болоте тебе покажется, а на второй приходится в гору лезть, под каменьями ее откапывать. Вот и шлёпаю теперь по всему лесу, под каждый кустик заглядываю.
Мимо просвистело копьё так, что бородавки на носу зашатались и глаза на лоб полезли. Однако... Быстренько навела на себя морок, вроде как по лбу зацепило и кровь юшит. Стою. Жду. Качаюсь, типа на последнем издохе я. Из зарослей донесся приглушенный мат и какой-то всхрап. Показываться никто не торопился. Не выдержала:
- Так! Я не поняла, шо за смертник тут на меня охоту открыл?
Из кустов задом выползла какая-то кляча, а на ней верхом перепуганный богатырь. Ну, как богатырь?.. Хиловат, дохловат. Весь какой-то тонкий да звонкий. Ликом, правда, вышел, но мне с него воду не пить, а показательно так сейчас бить! Руки в боки воткнула, лаптем пыль прихлопываю. Суровая вся из себя, как прокурор перед заседателями:
- И с какого перепугу ты, добрый молодец, копьём тут мечешь, бедных старушек калечишь? - смахнула со щеки несуществующую слезу. Приукрасила маленько, но с мужиками только так и надо. Иначе хрен осознают свою вину.
Добрый молодец задрожал, аж кляча под ним завибрировала.
- Ба-ба-ба...баб-бушка... Не виноватый я... Оно само...
- Агась! Копья нынче пошли какие-то самостоятельные. Летають, куды хотять, и разрешения не спрашивають.
Огромные голубые глазищи на пол морды токма шо слезу не пустили, так старались показать всю степень раскаяния в содеянном.
- Я его дёргал-дёргал, а оно застряло. Никак не хотело вытаскиваться. Ну, я поднатужился, и вот. Вырвалось.
Сощурилась ехидно. Убивать физически этот божий одуванчик резко расхотелось, но морально-то можно оторваться?
- Из какой же задницы ты своё копьё вытянуть пытался, голубь мой?
Голубь заалел румянцем и совсем стушевался:
- Я... Оно... Не из задницы... Из дупла...
- Сейчас это так называется?
- Что «это»?
У-у-у-у-у... Дитя еще молоком мамкиным попахивает, а я тут с ним шутки шутить вздумала. Смахнула небрежно морок, не-то в обморок хлопнется вместе со своим транспортом. Таскай их потом, отпаивай. Без них забот полон рот.
Дитя тем временем решилось сползти со своей лошадёнки и подойти поближе.
- Так! Проехали. Как зовут-то тебя, звезда отечественного копьеметания?
- Трандуилом кличут.
- Эк родителей твоих-то вштырило! Шо они курили, когда тебя называли?
- Не знаю. Маменька с папенькой совсем не курят. Говорят, вредно.
- И то верно. Ладно, Трандяшкой будешь. Сколь годков тебе, юродивый?
- Двадцать три, почитай.
- А ума на все шешнадцать. И куда ты, такой взрослый, путь держишь?
- Хочу Змея Горыныча победить.
Хапнула ртом воздух и закашлялась. Шесть сотен разменяла, а людишек этих понимать так и не научилась. Конь ехидно заржал. В глазах читалось: "Хозяин - придурок!" и что-то еще менее лестное.
- Чем тебе Горыныч-то не угодил, болезный мой?
- Все его едут побеждать, а я чем хуже? - Трандяшка сердито нахохлился, а его кляча начала флегматично зажевывать свесившиеся поводья. Видать, надоело ей шизанутого на шее таскать.
- О-о-о-о-о... Парниша, да по тебе дурка плачет!
- Кто-кто по мне плачет? - а сам - лясь! - коняшке своей меж бровей. Та поводья вмиг выплюнула.
- Лось в пальто! Я говорю, тебе чего, жить расхотелось? Дык, пойди к русалкам. Они тебя до смерти защекочут. Хоть удовлетворённый на тот свет отойдёшь.
- Да не собираюсь я на тот свет! И к русалкам не пойду. Я Горыныча побежду... победю...побежу... и Нагайну себе в жены возьму.
От такого наглого заявления я так и села. Это что ж получается? Горыня в Нагайну втрескался одной головой, и этот недокормыш на нее же претендует? Да его ж Змей вместе с конем одной левой прихлопнет и как звать не спросит. Жалко цыплёнка... Оглядела сочувственно:
- Ты б хоть кастрюльку какую на голову-то одел.
- У меня доспехи все мамка отобрала, когда узнала, что я на подвиг ратный собираюсь.
- Мдя-я-я-я... Будет цыплёнок табака, - пробурчала себе под нос. - А окромя Нагайны невест в округе больше нет?
- Ну-у-у, наверное, есть, - протянул неопределенно Трандяшка. - Только говорят, что краше ее не сыскать.
- Говорят? А ты сам-то хоть раз ее видал?
- Нет. А зачем? Я людям добрым верю. Только ж знаменитость она. На простого парня вряд ли посмотрит. Вот Змея поборю и тогда поеду к ней свататься. На такого героя она наверняка обратит внимание?
- Да, уж! - призадумалась. Не хватало Горынычу еще этой напасти. Хлопнет цыпленка, а потом совестью маяться будет. - Я тебе помогу, голубь мой сизокрылый. Вот тебе клубок волшебный. Куда покатится, туда ты и ступай. Он приведет тебя в нужное место.
Трандяшка засиял, как медный таз, засуетился: двумя руками за копьё ухватился, побежал к коню своему, да в ногах запутался. Брякнулся оземь так, что думала, и скелетик не соберет. Ничего. Лошадёнка копытцем ему по маковке ковырнула - подскочил, как новенький. На коняшку прыгнул да поминай, как звали! Только донеслось:
- Спасибо, бабуля!
"Скачи, милок, скачи. Сестрица моя, Манефа, гостя дорогого и встретит, и приветит. Пока ты к ней да от нее, я Горынюшке успею зелье вручить. Там, глядишь, и не придётся тебе посмертно звание героя получать". Платочком беленьким вслед коню помахала, обернулась, а аккурат около пенька травушка-муравушка искомая сидит. Вот и славно! Будет Змеюшке подарок к сроку готов.
Ночь перед торжеством была глухая, как тетерев. Листочек не шелохнется. Я хоть и устала весь день над котлом колдовать, да только сна ни в одном глазу. Вся извертелась на своей лежанке. Одеялко лоскутное комом сбилось, ноги в юбке запутались так, что без мухоморовки не разберешься, где левая, а где правая, на голове колтун, а внутри черепушки бардак, как после памятного шабаша. Чего-то хочется, а чего, сама не знаю. Во всем теле томление дикое. Прислониться б к плечу крепкому, по душам поговорить. И не поговорить... Пожрать чтоль пойти? Или почитать? Вкусить пищи духовной, глядишь, и к телесной меньше будет тянуть. Распутала ноги, пошлепала босая к печи. Избушка недовольно заворочалась, аж углы заскрипели. Тоже не спит. "Бабу бы?.." - прилетело ментально.
- Обойдёсся, топтун-переросток! Неча на тетерок заглядываться.
И чем я только думала, когда избушку свою с петухом скрещивала? Нет, чтоб курицу взять. Она б еще и яйца несла. Дык нет, купилась на его бойцовские качества! Молодая была, глупая... Почитай, лет пятьсот уже минуло. Поначалу еще отпускала его в исконном виде кур топтать. Да после такого отрыва он еле лапы таскал. А последний раз так и вовсе неделю где-то зажигал. Вот и наказала примерно. Третью сотню лет вприглядку живёт. Как-нибудь, может, раздобрюсь. Только не готова я пока свои боевые копыта на волюшку отпустить. Привязалась.
Повздыхали оба, да и пошла я на боковую. Утро не за горами, а мне еще инструкцию к зелью писать. Мерлин, коварная сволочь, во все свои эликсиры волшебные пакость разную вставлял. "Привет потомкам" называется. Змеюшкино зелье тем и опасно, что работает только на принципе добровольности. Разбегутся они в разные стороны, а вместе срастись только тогда смогут, когда все втроем сильно этого захотят. Иль когда одному из них смертельная опасность будет грозить. Тьфу-тьфу-тьфу, не приведи леший! Недельку-другую будет им туго. Привыкли ж вместе есть и вместе спать. А тут такое недоразумение: нет рядом еще две головы храпящих. Наверняка срастаться неконтролируемо будут. Да еще одна незадача. Капнешь лишку, и слепятся не тем местом. А раньше, чем через пару часов, перекидываться нельзя. Силы магические не успеют восстановиться. Браты мне не простят, ежели им придётся два часа сверкать тремя задами кверху. Попробуй в такой-то позе богатыря какого завалить, коль ты прицелом вниз передвигаешься.
Видать, не прошли мимо мои ночные бдения. Солнце уже к полудню привалило, когда я изволила проснуться и в постельке тёплой потянуться. Огляделась вокруг. Ипать-копать! Я ж инструкцию не начиркала, а еще к Горынюшке на ступе два часа тарахтеть. Можно и в портал было шагнуть, но не люблю я этих изобретениев новомодных. У меня даже блюдечко для связи самой расстарейшей модели и то где-то на дне котомки валяется. А порталы магией питаются, хрен знает, как могут на зелья повлиять.
Подскочила, как в зад свой распрекрасный ужаленная. Давай по избе носиться: перья гусиные искать, из чернильницы мух вытряхивать да на ходу юбку натягивать. Поколь управилась - два часа как не бывало. Приказала избе никуда не дёргаться, прыгнула в ступу и рванула к Горынюшке на юбилей.
"Все свои, значит", - думала я, обозревая длиннючий стол, заставленный яствами аккурат у входа в пещеру Змееву. Народу за столами - тьма! Даже Дракула со своим выводком пожаловал. Сидят в конце стола и винище печально так потягивают. Слыхала, на бескровную диету сели. Чёт по их тушам жирдяйским этого не скажешь.
Тут меня Говорун узрел, как заорёт дурным голосом:
- Яга! Давай к нам! Мы тебе место забили! - а сам ближнюю скамейку за край приподнял да встряхнул маленько, так что гостюшки с нее как перезрелые яблоки посыпались. Ворчун мордель умильную сделал, крылом приветственно помахал, а Молчун просто улыбнулся. И без очков понятно, что и впрямь рады меня видеть. Села, что королевна: рядом ни души. Только напротив Нагайна янтарными зенками ревниво позыркивает. Погодь, краса моя ненаглядная. Будешь и ты мне в ноженьки кланяться. Пробьёт мой час.
Говорун знай мне в блюдо яства диковинные подкладывает, а Ворчун еще и командует:
- Фуагру ей подложи... И лобстеров... И чарку налей... Да не браги, кретин! Вон вампиры вино приволокли.
- Отвали, эстет хренов! А ты Ягусенька кушай да Ворчуна не слушай. А подарки потом будешь дарить, - и хитро так мне левым глазом подмигивает. Я моргнула в ответ и принялась блюдо подчищать, а то с этим зельем, почитай, два дня толком не ела.
Нагайна сморщила носик презрительно, узрев, как я показательно чавкаю, повела плечиком точёным и только собралась чего-то ляпнуть, как топот раздался, и на поляну выскочила уже знакомая мне коняга. Я со злости чаркой оземь хлопнула:
- Да что ж ты прыткий такой!
Прыткий поправил какой-то горшок на голове (все ж прислушался к моему совету) и заголосил по-петушиному:
- Горыныч, выходи на честный бой! Будем драться до смерти!..
Глаза Горынины нужно было видеть! Все шесть. Как ни странно, но первым загоготал Молчун. Остальные тут же подхватили. А смеяться было с чего. Горшок на голове Трандяшки был не самой большой неожиданностью. А вот крышки от чугунков, примотанные к груди и спине цыпленка, таки доставили народу немало радости. Но больше всего порадовала коняжка, которая, почуяв конец всем ее злоключениям, как-то удачно вильнула бедрами и в два счета уложила незадачливого хозяина прямо к лапам именинника. Чугунок с головы несчастного откатился в одну сторону, копьё отлетело в другую, пшеничные волосы красиво рассыпались веером, а голубые глаза с обидой смотрели на ржущее до слез товарищество. С Ворчуном случилась истерика, когда Трандяшка коротко прокомментировал своё падение:
- Это не считается!
Не смеялся один Говорун. Наоборот, серьезно так, во все глаза, рассматривал лежащего у его ног цыпленка.
Я решила взять быка за рога:
- Подымайся, болезный. Спарринг с конем закончился не в твою пользу. Садись рядком, поговорим ладком, за именинника чарочку махнем.
Пока малой соображал и хлопал ресничками, Говорун протянул лапу и, осторожненько подняв, поставил его на ровные ноги, да еще и под спину поддержал, чтоб он не свалился обратно.
- Звать тебя как, добрый молодец? - поинтересовался Говорун.
- Трандуилом, - покраснел добрый молодец, потому что змеева лапа как-то незаметно сместилась пониже спины.
Ворчун хмыкнул, многозначительно дернул хвостом и покосился на Молчуна. Тот флегматично ковырял когтем в зубах, не обращая внимания на такие мелочи, как взявшийся неизвестно откуда потенциальный смертник. Я подвинулась на лавке и, цапнув за подол рубахи, потянула цыплёнка к себе:
- Броню сымешь или и дальше будешь народ тешить?
Трандяшка засопел, но бечёвку распутал и добро своё под лавку сложил. Наклонилась к нему и спросила то, что мучило с момента его появления:
- Ты куда клубочек волшебный дел? Почему за ним не пошёл?
- Да я шел, вернее, скакал, а потом копьё зацепилось за ветку, и я упал. А когда поднялся, его и след простыл. Пришлось самому дорогу искать, - дитятко понурило голову. - Как мне теперь быть? Нагайна на меня, такого растяпу, даже не взглянет.
- Дык, она, почитай, всё время на тебя и глазела, - я махнула рукой напротив, в сторону нескромно хихикающей гадючки.
- Это она?! - Трандяшка в удивлении распахнул глазищи. - И впрямь красивая!
Ворчуна от этих слов знатно перекосило, и я решила отвлечь народ от явно назревающего конфликта интересов:
- Что мы тут все едим да пьём? А танцы будут?
Народ подхватил тему: загалдел, зашумел. Неизвестно откуда материализовались музыканты со свистелками-гремелками-тарахтелками и так отожгли задорный чардаш, что за столом только мы с цыплёнком да Горыня остались. Даже Нагайна поплыла в круг, виляя бёдрами да поглядывая в сторону Ворчуна. Мелкий же явно что-то задумал. Слишком уж нетерпеливо ерзал булками по лавке. Потом не выдержал, зашептал мне в ухо:
- Бабушка, а бабушка, помоги! Отвлеки ирода, а я ударю с тыла.
- Я тебе сейчас ударю! Сиди уж, герой! Вон гляди, как народ отплясывает. Нагайной любуйся, но праздник не порть. Тебя, как дорогого гостя за стол, а ты свинью всем на стол?
Трандяшка покраснел, голову повесил, а потом и впрямь стал к объекту своего воздыхания приглядываться. Умолк, и ладно. Да ненадолго его хватило:
- Бабушка, а бабушка, а что это у Нагайны за подолом блестящее такое тянется?
- Дык, хвост и тянется...
Не успела сказать, как мимо носа свистнули два сапога, и раздался короткий стон. Походу, Трандяшка в обморок всё же свалился. Обернулась. Да не. Крепкий парень. Просто отлежаться решил. От неожиданности. Ну, побелел чуток, так с кем не бывает. Бабка моя, даром, что ведьма, а змей и лягушек на понюх не выносила. Видать, и ему то же счастье досталось.
Не успела рта раскрыть, а Говорун тут как тут. Вновь подхватил несчастного и аккуратненько так на лавку усадил. Что-то мне не нравится, как у него в сторону Трандяшки глаз горит. Да, видимо, не одной мне. Ворчуна перекосило, аж зашипел:
- Извращ-щ-щ-енцы нас-с-с-тупают, - и лясь Говоруна хвостом по маковке!
Пока они там разбирались да носами мерялись, мой подопечный в себя пришел и по новой стал строить планы мирового господства:
- Пусть я на Нагайне не женюсь, - еще раз глянул на ее хвост и передернулся. - Но Змея победить всё равно не мешало бы. Слава там, и всё такое...
- Угомонись уж. Завтра будет день, тогда и решишь, как тебе сподручнее в могилку отправиться.
Притих. И я успокоилась. Горынюшка тоже утихомирился. На танцующих поглядывал да лапами в такт притопывал. Налила себе еще чарку вина заморского, приняла на грудь да насела на еду, а то с этими мужиками совсем охлянешь. Отвлеклась ненадолго, но Трандяшке хватило, чтоб сдёрнуть в неизвестном направлении. Оглянулась. Конь его, хм... богатырский на месте, со стола припасы сметает. Черепушки под лавкой. Копья только нет. Да что он этой штрыкалкой Горыне сделает? Разве что пощекочет.
Неожиданно Молчун решил нарушить традицию и все же высказаться:
- Слышь, Ворчун, стояк убери. Реально ходить мешает.
- Это не мой, - Ворчун оглянулся и дёрнул хвостом. - Да когда вы уже богатыря этого прихлопнете?! Добрый молодец задрал писулькой своей в жопу тыкать!
Они переглянулись, синхронно повернули головы в сторону Говоруна, который не сводил глаз с Трандяшки, партизанящего в их тылу, и так же синхронно повернулись к смертнику, который засунул им под зад копьё и, пыхтя от натуги, знатно шуровал им, как кочергой.
- Мил человек, а дозволь узнать, что ты там делаешь? - ласковым голосом поинтересовался Ворчун.
Мелкий отвлёкся на минутку, смахнув пот со лба:
- Понимаете, я в книжке читал, что у Змея под пузом самое нежное место.
- Так, то ж под пузом, а ты слегка адрес перепутал, - съязвил Ворчун.
- Ты его приласкать хотел? - обнадёжился Говорун.
А Молчун просто набрал воздуха побольше и приготовился к залпу, но был перехвачен и заткнут лапой Говоруна.
- Братцы, не губите молодца! Он же такой...
- Наглый, - подхватил Ворчун.
- Борзый, - освободил пасть Молчун.
- Ну, ради меня, - Говорун приложил лапу к тому месту, где билось сердце, одно на троих.
Я поняла, что дальше тянуть с подарком не было смысла. Или сами передерутся, или цыплёнка поджарят. Инструкцию потом на досуг почитают. Сейчас не до нее. Булькнула им в кубки по капле зелья разделяющего, свою чарочку подхватила да гаркнула изо всех сил:
- У меня созрел тост!
Три головы среагировали, как и задумала: обернулись и потянулись за своими кубками. Даже Трандяшка отвлёкся от своего утомительного занятия и подтянутся к столу. В очередной раз восхитилась, как Ворчун аккуратно орудовал кончиками крыльев, подхватывая свою дозу. Мастерство не пропьёшь! Встала на ровные ноженьки и завела шарманку:
- Однажды, высоко в горах...
- Яга, короче!.. - перебил Говорун, правильно поняв мои намерения.
- Ну! За дружбу! До дна! - и показала пример, опрокинув в себя еще чарочку. Братцы переглянулись, бздыкнули кубками и поддержали тост.
Минуту-другую ничего не происходило. У Говоруна даже морда от разочарования вытянулась. А потом началось форменное кино. Сначала по брюху Змея пошли волны, будто пучило его не по-детски. Потом Горыня поменял оттенок. Два раза. Сначала покраснел, а потом побелел. И в завершение завертелся волчком да пыхнул белым, нестерпимо ярким пламенем.
Когда я открыла глаза, гости валялись кто где, а на месте Горыни стояли три молодца, похожие с лица, высокие да статные, переглядываясь и друг друга взглядами оценивая. Один обернулся ко мне, подскочил, сцапал на руки и закружил так, что юбка пузырём надулась.
- Яга! Получилось! Ура!!!
Подкинул опосля пару раз в воздух, поймал, на место поставил и юбчонку мою оправил.
Потом вернулся к братцам своим, которые так и стояли в полном апофигее, да быстро стал им что-то нашептывать, тыкая в мою сторону пальцем. Только и доносилось от них: "Та ну!.. Ух ты!.. Ох, бля!.." Что уж он им наговорил, не ведаю, но обнялись браты и разошлись в разные стороны. Один, походу, Говорун, подскочил к Трандяшке, поцеловал жарко, взвалил на плечо его обморочную тушку и дернул в пещеру. Второй, видать, Ворчун, подхватил на руки обалдевшую Нагайну и шагнул с ней в окно портала. А третий... Третий направился ко мне. Блеснувший в левом ухе брильянтик не оставлял сомнений в том, кто это был на самом деле. И вид у него был больно грозный. Короче, струхнула я. Свистнула помелу своему, вскочила на него и рванула с места в карьер, только пыль позади закурилась.
Никогда еще так не радовалась родной избушке. Влетела внутрь, помело в угол закинула, подпёрла табуреткой дверь и упала на лавку. Сердце в груди колотится, как заведенное, будто я всю дорогу не на помеле, а на своих двоих проскакала. Не успела дыхание перевести, как посередь избы раскрылось окно портала, и из него вышел Молчун. Подпёрла, называется, Яга дверь. Заскочила за стол, чтоб хоть какая-то преграда меж нами была, и ласково так пытаю:
- За чем пожаловал, Молчун?
- Молчан.
- Что? - не поняла.
- Меня зовут Молчан.
- Приятно было познакомиться. Очень рада. Тебе не пора домой?
- Нет.
Жопой почуяла, пахнет дело керосином. Надо было сразу прыгать на помело и в трубу выскакивать. Дык нет же. Осталась на свою голову. Молчан руку поднял и начал ремешок медленно так расстёгивать.
- Бить будешь? - спросила, а у самой сердечко прям в желудок и ухнуло. - Ты это... Ты не забывай: я женщина хрупкая, но сердитая. Живой не дамся.
О столешницу что-то брякнулось. Опустила взгляд - бородавки мои. Видать, со страху отвалились. На руку глядь, а вместо пальцев крючковатых мои родные, беленькие да ровненькие показались. Это что тут такое происходит?! С меня морок сползает? Как же так? Щелкнула пальцами, чтобы морок свой на место вернуть, а ничего не вертается. Молчан хитро так усмехнулся и шагнул навстречу.
Даже не заметила, как оказалась в кольце тёплых рук. Все вопросы вдруг отпали за ненадобностью. Все сомнения развеялись, и сердце успокоилось. Будто пристань родную нашла. Как бы там ни было, а Мерлину на том свете пусть хорошо живётся.
Избуна своего, петуха замаявшегося, наутро сама гульнуть отпустила. На неделю. С правом продления отпуска.
читать дальшеПродираюсь сквозь кусты да матерюсь себе под нос. И угораздило же пообещать Змею именно сейчас зелье сварить! Как некстати разрыв-трава закончилась. Появилось желание заехать кому-то в глаз, но кандидатов не наблюдалось. А жаль! Вечно сеансы психоанализа с трёхголовым мне боком выходят. Горыныч пару-тройку богатырей поломает, задницы им припалит, а потом к Яге идёт грехи замаливать да горе горькое мухоморовкой запивать. Почитай, пол века дружим. К кому еще, как не ко мне, податься? Только ему доза на три головы идет, а я с одной наутро похмельем маюсь.
Два дня назад вновь прилетал. Ухнул на полянку так, что в избе горшки да плошки по полкам запрыгали, и бегом к окну. Говорун как всегда первый поспел, сунул головешку свою в оконце. Дёрнулся, правда, разок, видать, от Ворчуна хвостом по шее прилетело, но законного места никому не уступил. Братцы меж собой концы свои давно поделили. Говорун за правые лапы отвечает, Молчун за левые - они по краям торчат, им сподручнее, а Ворчун всерёдке - ему крылья и хвост под отчёт. Кто из них членом хороводит, так и не поняла. Может, по очереди?
Говорун, не успев отдышаться, сразу с места в карьер затарахтел, не остановишь:
- Ягусенька, подружайка моя верная, присоветуй, что делать? Не могу я без него!..
Лыко-мочало начинай сначала!
- Без кого, тарахтелка ты моя чешуйчатая?
- Да без Молчуна же!
- Дык, это и ежу понятно. Вы ж как-никак с одного яйца вылупились.
- Не-е-е-е... Ворчун вон тоже оттель вылез, а как начинает бухтеть, я его сам готов на одно яйцо положить, а вторым прихлопнуть. Тут другое. Сама погляди, какой у Молчуна профиль, какая фактура! А как он молчит?! Люблю я его...
Я отодвинула его морду и выглянула в окно. Ничего нового не увидела. Как были все три под копирку сделанные, так и оставались по сей день. Только и разницы, что у Говоруна серьга брильянтиком в правом ухе сверкает, у Молчуна в левом, а Ворчун и вовсе без них.
Характером, правда, различались. Тут спору нет. Говорун добряк, каких свет не видывал, даром что Змей. Только своей трескотнёй кому угодно вынос мозга сделает. Метёт языком, что я помелом, пока Ворчун ему хвостом пасть не смотает. Средний братец серьёзнее будет. Все старается Говоруна приструнить. Да влюбчивый больно. Как увидит бабу чуть краше меня, так и начинает поэмы сочинять да серенады ей выпевать. Сожители его от этого воем воют, а он злится и бухтит на свою тяжкую долю. Угораздило, мол, родиться в одном теле с двумя придурками. Молчун от них обоих отличается, как небо и земля. Слова лишнего с него не вытянешь. И глядит так, что душу переворачивает. Вот все говорят: "Горыныч - Змей огнедышащий..." А ведь не ведают, что из этой троицы только Молчун огневик да в бою чего-то стоит! Он не разводит, как братцы, демагогию. Глазом скосит, прицел возьмёт, плюнет пламенем, и все. Богатырь, запечённый в собственном соку, - одна штука...
Пока Говорун мне мозг шлифовал, та парочка терпеливо ждала своей очереди. Молчун, как всегда, медитировал на деревья позади избы, а Ворчун бубнил что-то себе под нос. Видать, поэму новую сочинял.
- Тебе чего, влюбиться боле не в кого?
- А в кого ж мне еще влюбляться? В Ворчуна? Та ну нах!.. У него одни бабы на уме.
- Погодь, милок, так ты чего, тоже из этих... заднеприводных?
Говорун потупил глаза, вздохнул тяжко и положил мне голову на колени:
- Видать, из них, раз меня на Молчуна тянет, а не на прынцесс каких. Да и к богатырям я уже давненько присматриваюсь, но толку с ними мутить. Мелкие все. А Молчун свой, хороший и завсегда рядом. Я к нему уж и так, и эдак: цветы дарил, песни пел, даже колечко своё любимое, с рубином в пятьдесят карат, на золотом блюдечке преподнёс.
- А он? - насторожилась.
- А он молчит да морду воротит! Поцеловать его хотел, так Ворчун, сволочь безмозглая, всю малину перебил. Как начал нас хвостом по бокам охаживать - еле утихомирили. Помоги, Ягусь! Придумай чё-нить. Ты ж всем ведьмам ведьма, - кинул леща Говорун. Я в его зенки бесстыжие заглянула и поняла, что дело швах. Зло взяло:
- Придумай-придумай... Голову что ль Ворчуну открутить, чтоб он вашим шашням не мешал?
- Не. Голова ему еще пригодится. Я тут подумал. Разделить нас надобно.
Как представила себе этот процесс в красках, аж дыхание в зобу припёрло. Ну ладно, Говорун будет на двух левых скакать, а Молчун на двух правых, как блоха на гребешке. Ворчуну туже придется. Ему только летать или на пузе по земле юзать. А ливер меж ними как делить-то? Протянула руку, схватила первое попавшееся и треснула болтуну промеж глаз... половником.
- Совсем сдурел, гадючье отродие! Сам сгинуть решил и братов за собой потянуть?!
Говорун глазки в кучу собрал, головой помотылял – видать, остатки мозгов на место ставил - и давай на меня по новой наседать.
- Ты погодь драться-то, Ягусенька. Выслушай поначалу. Идейка у меня есть.
- Ну...
- А никому не расскажешь? Особенно этим двоим. Я хочу им сюрприз преподнести.
Глазки его умильные меня никак не убедили, но слово надо было давать. Должна ж я узнать, что у этого потерпевшего на уме. Вдруг и впрямь что умное скажет?
- Никому не скажу. Зуб даю. Последний...
- Ой, да не пи-пи! Последний он у нее! Видали мы твои последние. Акула позавидует.
От слов таких аж опешила. Уж, почитай, лет триста морок держу даже во сне. Никто меня в истинном обличии не видал. Только на шабашах и отрываюсь, да туда только ведьмам ход открыт. Неужто сдала меня какая подруга заклятая?
- Чего мелешь, ящерка безмозглая! Глянь, коль не веришь, - и растопырила рот прям перед его правым глазом. Говорун обозрел одиноко торчавший пенёк, в гланды заглянул, отшатнулся и хитро так глазик прищурил.
- А скажи мне, Ягусенька, ты помнишь, как с весеннего шабаша возвращалась?
Я поднапряглась, ибо так набралась тогда с подружайками, что события той ночи - тайна, покрытая мраком. Очнулась утром в своей избушке мордой в подушке. Спасибо, какая-то добрая душа рассольчику в крынке рядом с лежанкой оставила. К полудню на крылечко выползла и офигела. Итить-колотить! Избушка на одной лапе стоит на кочке посередь болота, вся тиной да грязью болотной по самое нихочу уделанная. И молчит... Месяц не разговаривала. До сих пор так и не знаю, как мы там очутились.
- Знамо как, на метле возвращалась.
- Ага-га-га-га... Ведьмачьи авиалинии! Помелом вперед летают только асы экстра-класса! - загоготал Говорун. - Ступа отдельно, ты отдельно, юбка вместо флага, ножки стройные, талия тонкая, грудь против ветра...
- Ой, милок, о чём ты шепчешь?! Какая грудь, коли я, почитай, годков триста на ребрах крестики зеленкой рисую, чтоб не забыть, где она была! Рассосалось все. Начисто...
- Ну-ну! Только на твое «рассосалось» Ворчун неделю дрочил, поколь новый объект для обожания не приглядел. А Молчун! Он так закашлялся, что лося ненароком поджарил. Ты еще летала вокруг и хихикала: "О, шашлычок дозрел!" Да твоя избушка задолбалась за тобой по пням да кочкам болотным скакать. Пришлось помочь. Еле утихомирили. Молчун крынку с рассольчиком тогда у кикиморы выпросил и в избушку к тебе отволок. Испереживался за подругу. Пить меньше надо!
- ...л-я-я-я...
- Вот тебе и «ля»! Клянись давай чем другим.
Автоматом положила руку на грудь и знак особый сделала. А в голове услышанное все прокручивала. Это хорошо, если только Горыня меня в таком виде лицезрел. А коли кто еще видал? А коли слух пойдёт, что и не бабка я вовсе? Тогда ж от добрых молодцев ни одним помелом не отмашешься! Изведут сватаньем своим.
- ...Яга, твою мать! Ты меня слушаешь?! - рявкнул Говорун так, что в ушах запищало.
- Да не ори ты! Слушаю я.
- Вот и говорю я, что тысячелетие через три дня. Значит, мы уже сможем перекидываться. Только зелье Мерлина сварить надобно.
- Погодь. А при чём здесь тысячелетие и Мерлин?
Змей поглядел укоризненно:
- А говорила, что слушаешь. Подслушал я, когда мелким был, батюшки с матушкой разговор, что перекидываться мы в людей, в отличии от драконов, сможем только через тысячу лет. А до этого ни-ни. Слабы будем, как дети. Извести нас тогда - раз плюнуть. И то, перекинемся, ежели ведьма знатная приготовит нам зелье волшебное, разделяющее, что аглицкий колдун Мерлин придумал. Но принять зелье должны втроем, одновременно и добровольно. Тогда только подействует. Я уже все продумал. Ежели на празднике его в кубки накапать и поднять зазадравицу, так мы одновременно и добровольно все его и хлыстнем. Не нужно будет никому ничего объяснять и убалтывать. Ну что, поможешь, подруженька?
- Народу-то много на юбилей назвали?
- Не. Все свои. Так что даже юбку можешь парадную не надевать.
Вздохнула тяжко. Не люблю я зелья Мерлиновы варить. В них всегда какая-то пакость вылезет. Но делать нечего, видать, придется постараться. За юбилей-то Горынин я забыла. Подарка никакого не приготовила. Да и жаль его, горемыку. Их, то есть. Все змеи и драконы, как положено, с одной головой по миру летают. А эти тысячу лет втроём друг дружке плешь проедают. Деваться им некуда. Как еще дотянули до срока и крышей не двинулись? А задумка Говорунова может и выйти. Нужно в книжках покопаться. Махнула рукой:
- Иди уж с миром, я подумаю на досуге.
- Ты подумай, подруженька, не торопись, у тебя еще пара дней в запасе есть. Всё. Я пошел, а то Ворчун уже всю шею хвостом истыкал. Чмоки-чмоки...
Не успел он скрыться с глаз, как нарисовалась башка Ворчуна.
- Приветствую тебя, Яга! Как здоровьице?
- Мы о моем здоровье поговорим, или ты все же расскажешь, отчего у тебя веко левое дергается?
- Я так больше не могу! - прорвало Ворчуна. - У меня только личная жизнь налаживаться стала.
- И с кем, позволь спросить?
- Поселилась неподалёку от нас девица-красавица, Нагайна. Ее Батый в дальних землях в полон взял, а Несмеяна приревновала узкоглазого своего и помогла Нагайне сбежать оттель. Теперь к родным она вернуться не может, потому что через земли Батыевы путь лежит. Да и родня ее не примет обратно обесчещенную. Забьют ведь насмерть.
- А где ты ее встретил, милок? Чай, Нагайна мимо вашей пещеры-то не ползает?
- Задремали мы как-то на берегу озера. Открываю глаза - ночь, луна огромная светит, а из воды дева распрекрасная выползает. Как увидал, так и пропал. Хорошо, братцы не проснулись, когда я со стояком воевал. Стал ее письмами да поэмами своими закидывать. Поначалу она недоверчиво на меня косилась. А потом ничего, открылась, отвечать начала. Если б ты видела, какие Нагайна письма пишет. Когда она мимо проползает, да в ее кольцах солнце радугой играет, я готов все сокровища к ее ногам... э-э-э... хвосту положить. А эта лазурная парочка все испортит! Увидит любимая, как они шурум-бурум, и меня в том же заподозрит. Что делать?.. Как дальше жить?..
- Так они что, и вправду уже того... этого... шурум-бурум?
- Не. У меня не забалуешь. Бдю. Но я ж не железный. Усну ночью, а они предадутся разврату. И куда я тогда сгожусь такой, обесчещенный?
Я как представила себе эту картинку, как Говорун шею свою по-страусиному выгнул, зад ласкает, аж стонет от усердия, Молчун глаза закатил, а Ворчун никак проблеваться не может, так и покатилась от хохота.
- Ха-ха-ха...
- Ты чего это, Яга? У меня тут горе, а тебе смешно?
- Хи-хи-хи...
- Я тебе как другу душу излил, а ты?..
- Погодь, Ворчун, прости за нескромный вопрос, а каким-таким членом тебя чести лишат, ежели он у вас один на троих?
Ворчун призадумался. Видимо, техническая сторона проблемы его мало интересовала.
- Тут ты, конечно, права, но Говорун уже не раз был замечен за рукоблудием. А оно мне надо? Помоги, Яга. Может, зелье какое сваргакаешь, чтоб усмирить его либидо? Молчун-то не сильно на него ведется: ухмыляется только да уворачивается. Сдается мне, он тоже за кем-то сохнет. И я надеюсь, что не за братцем нашим балахманным. Да вот мне от его молчания не легче. Надо что-то делать. Я ж так рехнусь скоро!
Задумалась. С метлы прутик сломила, тыковку под платочком чешу. По всему выходит, разделить братцев придётся. Кризис у них назрел. Передерутся еще, а там и богатырь какой этим воспользуется: изведет вконец другана моего, Горыню. Махнула рукой:
- Уговорил. Придумаю чё-нить. И будет тебе счастье, только в руках пока себя держи.
- Я знал, что ты настоящий друг! В беде не оставишь. Век не забуду!
- Потом отблагодаришь. Проваливай!
Выглянула в окошко. А там Говорун времени зря не теряет: присел Молчуну на уши и что-то так интимно вещает ему, да лапой шейку поглаживает. Тьфу! Охальник! Опять меня зло не по делу взяло. Брови насупила:
- Следующий!..
Молчун дернулся от окрика, лапой морду братца отодвинул и к окошку устремился. Я к печи отошла, отвернулась, пытаюсь в руки себя взять. С чего это вдруг зло взяло? Раньше вроде нетерпимостью к голубкам не страдала. Может, сглазил кто? Кинула взгляд через плечо, а Молчун глазами прожигает. Смотрит так… укоризненно, что ли? Тут меня и попустило. Не могу на него злиться. Руку к шкапчику протянула, графинчик заветный на полочке нашарила и потащила к столу. Себе чуток налила, хлопнула, остальное Молчуну в подставленную пасть выплеснула. Обняла его за морду и вздохнула. Вот с кем и помолчать не в тягость.
Сколь так сидели, не знаю, но, видать, мухоморовка прибыла в пункт назначения, потому что за окном послышалось Ворчуново: "Ну, так не честно!", и чья-то морда попыталась сунуться в раскрытое оконце. Тут моя изба сделала красивый жест левой лапой, и ответное: "Э-э-эй... Ты чего дерешься?.." Говоруна подсказало, кто именно пытался напроситься в нашу компанию третьим. Погладила Молчуна за ухом и улыбнулась.
- Все. Сеанс психотерапии окончен. Мне уже хорошо. Ты это, если что, заходи. Потом. А сейчас уводи своих братцев. Я подумаю, чем вам помочь, пока вы совсем меж собой не разругались.
Поглядел весело, хмыкнул и поволок свой довесок прочь.
Улетел Горыня, а я за книги взялась. Сутки без сна просидела, все зелье искала, что Мерлин сочинил. Как нашла, чуть не описалась от радости. Только радость преждевременной оказалась. Мало того, что разрыв-травы в запасах не оказалось, меня еще побочные эффекты поднапрягли. Решила: с эффектами буду после разбираться, а траву нужно срочно найти. Уж больно хитро она растёт. Один раз на болоте тебе покажется, а на второй приходится в гору лезть, под каменьями ее откапывать. Вот и шлёпаю теперь по всему лесу, под каждый кустик заглядываю.
Мимо просвистело копьё так, что бородавки на носу зашатались и глаза на лоб полезли. Однако... Быстренько навела на себя морок, вроде как по лбу зацепило и кровь юшит. Стою. Жду. Качаюсь, типа на последнем издохе я. Из зарослей донесся приглушенный мат и какой-то всхрап. Показываться никто не торопился. Не выдержала:
- Так! Я не поняла, шо за смертник тут на меня охоту открыл?
Из кустов задом выползла какая-то кляча, а на ней верхом перепуганный богатырь. Ну, как богатырь?.. Хиловат, дохловат. Весь какой-то тонкий да звонкий. Ликом, правда, вышел, но мне с него воду не пить, а показательно так сейчас бить! Руки в боки воткнула, лаптем пыль прихлопываю. Суровая вся из себя, как прокурор перед заседателями:
- И с какого перепугу ты, добрый молодец, копьём тут мечешь, бедных старушек калечишь? - смахнула со щеки несуществующую слезу. Приукрасила маленько, но с мужиками только так и надо. Иначе хрен осознают свою вину.
Добрый молодец задрожал, аж кляча под ним завибрировала.
- Ба-ба-ба...баб-бушка... Не виноватый я... Оно само...
- Агась! Копья нынче пошли какие-то самостоятельные. Летають, куды хотять, и разрешения не спрашивають.
Огромные голубые глазищи на пол морды токма шо слезу не пустили, так старались показать всю степень раскаяния в содеянном.
- Я его дёргал-дёргал, а оно застряло. Никак не хотело вытаскиваться. Ну, я поднатужился, и вот. Вырвалось.
Сощурилась ехидно. Убивать физически этот божий одуванчик резко расхотелось, но морально-то можно оторваться?
- Из какой же задницы ты своё копьё вытянуть пытался, голубь мой?
Голубь заалел румянцем и совсем стушевался:
- Я... Оно... Не из задницы... Из дупла...
- Сейчас это так называется?
- Что «это»?
У-у-у-у-у... Дитя еще молоком мамкиным попахивает, а я тут с ним шутки шутить вздумала. Смахнула небрежно морок, не-то в обморок хлопнется вместе со своим транспортом. Таскай их потом, отпаивай. Без них забот полон рот.
Дитя тем временем решилось сползти со своей лошадёнки и подойти поближе.
- Так! Проехали. Как зовут-то тебя, звезда отечественного копьеметания?
- Трандуилом кличут.
- Эк родителей твоих-то вштырило! Шо они курили, когда тебя называли?
- Не знаю. Маменька с папенькой совсем не курят. Говорят, вредно.
- И то верно. Ладно, Трандяшкой будешь. Сколь годков тебе, юродивый?
- Двадцать три, почитай.
- А ума на все шешнадцать. И куда ты, такой взрослый, путь держишь?
- Хочу Змея Горыныча победить.
Хапнула ртом воздух и закашлялась. Шесть сотен разменяла, а людишек этих понимать так и не научилась. Конь ехидно заржал. В глазах читалось: "Хозяин - придурок!" и что-то еще менее лестное.
- Чем тебе Горыныч-то не угодил, болезный мой?
- Все его едут побеждать, а я чем хуже? - Трандяшка сердито нахохлился, а его кляча начала флегматично зажевывать свесившиеся поводья. Видать, надоело ей шизанутого на шее таскать.
- О-о-о-о-о... Парниша, да по тебе дурка плачет!
- Кто-кто по мне плачет? - а сам - лясь! - коняшке своей меж бровей. Та поводья вмиг выплюнула.
- Лось в пальто! Я говорю, тебе чего, жить расхотелось? Дык, пойди к русалкам. Они тебя до смерти защекочут. Хоть удовлетворённый на тот свет отойдёшь.
- Да не собираюсь я на тот свет! И к русалкам не пойду. Я Горыныча побежду... победю...побежу... и Нагайну себе в жены возьму.
От такого наглого заявления я так и села. Это что ж получается? Горыня в Нагайну втрескался одной головой, и этот недокормыш на нее же претендует? Да его ж Змей вместе с конем одной левой прихлопнет и как звать не спросит. Жалко цыплёнка... Оглядела сочувственно:
- Ты б хоть кастрюльку какую на голову-то одел.
- У меня доспехи все мамка отобрала, когда узнала, что я на подвиг ратный собираюсь.
- Мдя-я-я-я... Будет цыплёнок табака, - пробурчала себе под нос. - А окромя Нагайны невест в округе больше нет?
- Ну-у-у, наверное, есть, - протянул неопределенно Трандяшка. - Только говорят, что краше ее не сыскать.
- Говорят? А ты сам-то хоть раз ее видал?
- Нет. А зачем? Я людям добрым верю. Только ж знаменитость она. На простого парня вряд ли посмотрит. Вот Змея поборю и тогда поеду к ней свататься. На такого героя она наверняка обратит внимание?
- Да, уж! - призадумалась. Не хватало Горынычу еще этой напасти. Хлопнет цыпленка, а потом совестью маяться будет. - Я тебе помогу, голубь мой сизокрылый. Вот тебе клубок волшебный. Куда покатится, туда ты и ступай. Он приведет тебя в нужное место.
Трандяшка засиял, как медный таз, засуетился: двумя руками за копьё ухватился, побежал к коню своему, да в ногах запутался. Брякнулся оземь так, что думала, и скелетик не соберет. Ничего. Лошадёнка копытцем ему по маковке ковырнула - подскочил, как новенький. На коняшку прыгнул да поминай, как звали! Только донеслось:
- Спасибо, бабуля!
"Скачи, милок, скачи. Сестрица моя, Манефа, гостя дорогого и встретит, и приветит. Пока ты к ней да от нее, я Горынюшке успею зелье вручить. Там, глядишь, и не придётся тебе посмертно звание героя получать". Платочком беленьким вслед коню помахала, обернулась, а аккурат около пенька травушка-муравушка искомая сидит. Вот и славно! Будет Змеюшке подарок к сроку готов.
Ночь перед торжеством была глухая, как тетерев. Листочек не шелохнется. Я хоть и устала весь день над котлом колдовать, да только сна ни в одном глазу. Вся извертелась на своей лежанке. Одеялко лоскутное комом сбилось, ноги в юбке запутались так, что без мухоморовки не разберешься, где левая, а где правая, на голове колтун, а внутри черепушки бардак, как после памятного шабаша. Чего-то хочется, а чего, сама не знаю. Во всем теле томление дикое. Прислониться б к плечу крепкому, по душам поговорить. И не поговорить... Пожрать чтоль пойти? Или почитать? Вкусить пищи духовной, глядишь, и к телесной меньше будет тянуть. Распутала ноги, пошлепала босая к печи. Избушка недовольно заворочалась, аж углы заскрипели. Тоже не спит. "Бабу бы?.." - прилетело ментально.
- Обойдёсся, топтун-переросток! Неча на тетерок заглядываться.
И чем я только думала, когда избушку свою с петухом скрещивала? Нет, чтоб курицу взять. Она б еще и яйца несла. Дык нет, купилась на его бойцовские качества! Молодая была, глупая... Почитай, лет пятьсот уже минуло. Поначалу еще отпускала его в исконном виде кур топтать. Да после такого отрыва он еле лапы таскал. А последний раз так и вовсе неделю где-то зажигал. Вот и наказала примерно. Третью сотню лет вприглядку живёт. Как-нибудь, может, раздобрюсь. Только не готова я пока свои боевые копыта на волюшку отпустить. Привязалась.
Повздыхали оба, да и пошла я на боковую. Утро не за горами, а мне еще инструкцию к зелью писать. Мерлин, коварная сволочь, во все свои эликсиры волшебные пакость разную вставлял. "Привет потомкам" называется. Змеюшкино зелье тем и опасно, что работает только на принципе добровольности. Разбегутся они в разные стороны, а вместе срастись только тогда смогут, когда все втроем сильно этого захотят. Иль когда одному из них смертельная опасность будет грозить. Тьфу-тьфу-тьфу, не приведи леший! Недельку-другую будет им туго. Привыкли ж вместе есть и вместе спать. А тут такое недоразумение: нет рядом еще две головы храпящих. Наверняка срастаться неконтролируемо будут. Да еще одна незадача. Капнешь лишку, и слепятся не тем местом. А раньше, чем через пару часов, перекидываться нельзя. Силы магические не успеют восстановиться. Браты мне не простят, ежели им придётся два часа сверкать тремя задами кверху. Попробуй в такой-то позе богатыря какого завалить, коль ты прицелом вниз передвигаешься.
Видать, не прошли мимо мои ночные бдения. Солнце уже к полудню привалило, когда я изволила проснуться и в постельке тёплой потянуться. Огляделась вокруг. Ипать-копать! Я ж инструкцию не начиркала, а еще к Горынюшке на ступе два часа тарахтеть. Можно и в портал было шагнуть, но не люблю я этих изобретениев новомодных. У меня даже блюдечко для связи самой расстарейшей модели и то где-то на дне котомки валяется. А порталы магией питаются, хрен знает, как могут на зелья повлиять.
Подскочила, как в зад свой распрекрасный ужаленная. Давай по избе носиться: перья гусиные искать, из чернильницы мух вытряхивать да на ходу юбку натягивать. Поколь управилась - два часа как не бывало. Приказала избе никуда не дёргаться, прыгнула в ступу и рванула к Горынюшке на юбилей.
"Все свои, значит", - думала я, обозревая длиннючий стол, заставленный яствами аккурат у входа в пещеру Змееву. Народу за столами - тьма! Даже Дракула со своим выводком пожаловал. Сидят в конце стола и винище печально так потягивают. Слыхала, на бескровную диету сели. Чёт по их тушам жирдяйским этого не скажешь.
Тут меня Говорун узрел, как заорёт дурным голосом:
- Яга! Давай к нам! Мы тебе место забили! - а сам ближнюю скамейку за край приподнял да встряхнул маленько, так что гостюшки с нее как перезрелые яблоки посыпались. Ворчун мордель умильную сделал, крылом приветственно помахал, а Молчун просто улыбнулся. И без очков понятно, что и впрямь рады меня видеть. Села, что королевна: рядом ни души. Только напротив Нагайна янтарными зенками ревниво позыркивает. Погодь, краса моя ненаглядная. Будешь и ты мне в ноженьки кланяться. Пробьёт мой час.
Говорун знай мне в блюдо яства диковинные подкладывает, а Ворчун еще и командует:
- Фуагру ей подложи... И лобстеров... И чарку налей... Да не браги, кретин! Вон вампиры вино приволокли.
- Отвали, эстет хренов! А ты Ягусенька кушай да Ворчуна не слушай. А подарки потом будешь дарить, - и хитро так мне левым глазом подмигивает. Я моргнула в ответ и принялась блюдо подчищать, а то с этим зельем, почитай, два дня толком не ела.
Нагайна сморщила носик презрительно, узрев, как я показательно чавкаю, повела плечиком точёным и только собралась чего-то ляпнуть, как топот раздался, и на поляну выскочила уже знакомая мне коняга. Я со злости чаркой оземь хлопнула:
- Да что ж ты прыткий такой!
Прыткий поправил какой-то горшок на голове (все ж прислушался к моему совету) и заголосил по-петушиному:
- Горыныч, выходи на честный бой! Будем драться до смерти!..
Глаза Горынины нужно было видеть! Все шесть. Как ни странно, но первым загоготал Молчун. Остальные тут же подхватили. А смеяться было с чего. Горшок на голове Трандяшки был не самой большой неожиданностью. А вот крышки от чугунков, примотанные к груди и спине цыпленка, таки доставили народу немало радости. Но больше всего порадовала коняжка, которая, почуяв конец всем ее злоключениям, как-то удачно вильнула бедрами и в два счета уложила незадачливого хозяина прямо к лапам именинника. Чугунок с головы несчастного откатился в одну сторону, копьё отлетело в другую, пшеничные волосы красиво рассыпались веером, а голубые глаза с обидой смотрели на ржущее до слез товарищество. С Ворчуном случилась истерика, когда Трандяшка коротко прокомментировал своё падение:
- Это не считается!
Не смеялся один Говорун. Наоборот, серьезно так, во все глаза, рассматривал лежащего у его ног цыпленка.
Я решила взять быка за рога:
- Подымайся, болезный. Спарринг с конем закончился не в твою пользу. Садись рядком, поговорим ладком, за именинника чарочку махнем.
Пока малой соображал и хлопал ресничками, Говорун протянул лапу и, осторожненько подняв, поставил его на ровные ноги, да еще и под спину поддержал, чтоб он не свалился обратно.
- Звать тебя как, добрый молодец? - поинтересовался Говорун.
- Трандуилом, - покраснел добрый молодец, потому что змеева лапа как-то незаметно сместилась пониже спины.
Ворчун хмыкнул, многозначительно дернул хвостом и покосился на Молчуна. Тот флегматично ковырял когтем в зубах, не обращая внимания на такие мелочи, как взявшийся неизвестно откуда потенциальный смертник. Я подвинулась на лавке и, цапнув за подол рубахи, потянула цыплёнка к себе:
- Броню сымешь или и дальше будешь народ тешить?
Трандяшка засопел, но бечёвку распутал и добро своё под лавку сложил. Наклонилась к нему и спросила то, что мучило с момента его появления:
- Ты куда клубочек волшебный дел? Почему за ним не пошёл?
- Да я шел, вернее, скакал, а потом копьё зацепилось за ветку, и я упал. А когда поднялся, его и след простыл. Пришлось самому дорогу искать, - дитятко понурило голову. - Как мне теперь быть? Нагайна на меня, такого растяпу, даже не взглянет.
- Дык, она, почитай, всё время на тебя и глазела, - я махнула рукой напротив, в сторону нескромно хихикающей гадючки.
- Это она?! - Трандяшка в удивлении распахнул глазищи. - И впрямь красивая!
Ворчуна от этих слов знатно перекосило, и я решила отвлечь народ от явно назревающего конфликта интересов:
- Что мы тут все едим да пьём? А танцы будут?
Народ подхватил тему: загалдел, зашумел. Неизвестно откуда материализовались музыканты со свистелками-гремелками-тарахтелками и так отожгли задорный чардаш, что за столом только мы с цыплёнком да Горыня остались. Даже Нагайна поплыла в круг, виляя бёдрами да поглядывая в сторону Ворчуна. Мелкий же явно что-то задумал. Слишком уж нетерпеливо ерзал булками по лавке. Потом не выдержал, зашептал мне в ухо:
- Бабушка, а бабушка, помоги! Отвлеки ирода, а я ударю с тыла.
- Я тебе сейчас ударю! Сиди уж, герой! Вон гляди, как народ отплясывает. Нагайной любуйся, но праздник не порть. Тебя, как дорогого гостя за стол, а ты свинью всем на стол?
Трандяшка покраснел, голову повесил, а потом и впрямь стал к объекту своего воздыхания приглядываться. Умолк, и ладно. Да ненадолго его хватило:
- Бабушка, а бабушка, а что это у Нагайны за подолом блестящее такое тянется?
- Дык, хвост и тянется...
Не успела сказать, как мимо носа свистнули два сапога, и раздался короткий стон. Походу, Трандяшка в обморок всё же свалился. Обернулась. Да не. Крепкий парень. Просто отлежаться решил. От неожиданности. Ну, побелел чуток, так с кем не бывает. Бабка моя, даром, что ведьма, а змей и лягушек на понюх не выносила. Видать, и ему то же счастье досталось.
Не успела рта раскрыть, а Говорун тут как тут. Вновь подхватил несчастного и аккуратненько так на лавку усадил. Что-то мне не нравится, как у него в сторону Трандяшки глаз горит. Да, видимо, не одной мне. Ворчуна перекосило, аж зашипел:
- Извращ-щ-щ-енцы нас-с-с-тупают, - и лясь Говоруна хвостом по маковке!
Пока они там разбирались да носами мерялись, мой подопечный в себя пришел и по новой стал строить планы мирового господства:
- Пусть я на Нагайне не женюсь, - еще раз глянул на ее хвост и передернулся. - Но Змея победить всё равно не мешало бы. Слава там, и всё такое...
- Угомонись уж. Завтра будет день, тогда и решишь, как тебе сподручнее в могилку отправиться.
Притих. И я успокоилась. Горынюшка тоже утихомирился. На танцующих поглядывал да лапами в такт притопывал. Налила себе еще чарку вина заморского, приняла на грудь да насела на еду, а то с этими мужиками совсем охлянешь. Отвлеклась ненадолго, но Трандяшке хватило, чтоб сдёрнуть в неизвестном направлении. Оглянулась. Конь его, хм... богатырский на месте, со стола припасы сметает. Черепушки под лавкой. Копья только нет. Да что он этой штрыкалкой Горыне сделает? Разве что пощекочет.
Неожиданно Молчун решил нарушить традицию и все же высказаться:
- Слышь, Ворчун, стояк убери. Реально ходить мешает.
- Это не мой, - Ворчун оглянулся и дёрнул хвостом. - Да когда вы уже богатыря этого прихлопнете?! Добрый молодец задрал писулькой своей в жопу тыкать!
Они переглянулись, синхронно повернули головы в сторону Говоруна, который не сводил глаз с Трандяшки, партизанящего в их тылу, и так же синхронно повернулись к смертнику, который засунул им под зад копьё и, пыхтя от натуги, знатно шуровал им, как кочергой.
- Мил человек, а дозволь узнать, что ты там делаешь? - ласковым голосом поинтересовался Ворчун.
Мелкий отвлёкся на минутку, смахнув пот со лба:
- Понимаете, я в книжке читал, что у Змея под пузом самое нежное место.
- Так, то ж под пузом, а ты слегка адрес перепутал, - съязвил Ворчун.
- Ты его приласкать хотел? - обнадёжился Говорун.
А Молчун просто набрал воздуха побольше и приготовился к залпу, но был перехвачен и заткнут лапой Говоруна.
- Братцы, не губите молодца! Он же такой...
- Наглый, - подхватил Ворчун.
- Борзый, - освободил пасть Молчун.
- Ну, ради меня, - Говорун приложил лапу к тому месту, где билось сердце, одно на троих.
Я поняла, что дальше тянуть с подарком не было смысла. Или сами передерутся, или цыплёнка поджарят. Инструкцию потом на досуг почитают. Сейчас не до нее. Булькнула им в кубки по капле зелья разделяющего, свою чарочку подхватила да гаркнула изо всех сил:
- У меня созрел тост!
Три головы среагировали, как и задумала: обернулись и потянулись за своими кубками. Даже Трандяшка отвлёкся от своего утомительного занятия и подтянутся к столу. В очередной раз восхитилась, как Ворчун аккуратно орудовал кончиками крыльев, подхватывая свою дозу. Мастерство не пропьёшь! Встала на ровные ноженьки и завела шарманку:
- Однажды, высоко в горах...
- Яга, короче!.. - перебил Говорун, правильно поняв мои намерения.
- Ну! За дружбу! До дна! - и показала пример, опрокинув в себя еще чарочку. Братцы переглянулись, бздыкнули кубками и поддержали тост.
Минуту-другую ничего не происходило. У Говоруна даже морда от разочарования вытянулась. А потом началось форменное кино. Сначала по брюху Змея пошли волны, будто пучило его не по-детски. Потом Горыня поменял оттенок. Два раза. Сначала покраснел, а потом побелел. И в завершение завертелся волчком да пыхнул белым, нестерпимо ярким пламенем.
Когда я открыла глаза, гости валялись кто где, а на месте Горыни стояли три молодца, похожие с лица, высокие да статные, переглядываясь и друг друга взглядами оценивая. Один обернулся ко мне, подскочил, сцапал на руки и закружил так, что юбка пузырём надулась.
- Яга! Получилось! Ура!!!
Подкинул опосля пару раз в воздух, поймал, на место поставил и юбчонку мою оправил.
Потом вернулся к братцам своим, которые так и стояли в полном апофигее, да быстро стал им что-то нашептывать, тыкая в мою сторону пальцем. Только и доносилось от них: "Та ну!.. Ух ты!.. Ох, бля!.." Что уж он им наговорил, не ведаю, но обнялись браты и разошлись в разные стороны. Один, походу, Говорун, подскочил к Трандяшке, поцеловал жарко, взвалил на плечо его обморочную тушку и дернул в пещеру. Второй, видать, Ворчун, подхватил на руки обалдевшую Нагайну и шагнул с ней в окно портала. А третий... Третий направился ко мне. Блеснувший в левом ухе брильянтик не оставлял сомнений в том, кто это был на самом деле. И вид у него был больно грозный. Короче, струхнула я. Свистнула помелу своему, вскочила на него и рванула с места в карьер, только пыль позади закурилась.
Никогда еще так не радовалась родной избушке. Влетела внутрь, помело в угол закинула, подпёрла табуреткой дверь и упала на лавку. Сердце в груди колотится, как заведенное, будто я всю дорогу не на помеле, а на своих двоих проскакала. Не успела дыхание перевести, как посередь избы раскрылось окно портала, и из него вышел Молчун. Подпёрла, называется, Яга дверь. Заскочила за стол, чтоб хоть какая-то преграда меж нами была, и ласково так пытаю:
- За чем пожаловал, Молчун?
- Молчан.
- Что? - не поняла.
- Меня зовут Молчан.
- Приятно было познакомиться. Очень рада. Тебе не пора домой?
- Нет.
Жопой почуяла, пахнет дело керосином. Надо было сразу прыгать на помело и в трубу выскакивать. Дык нет же. Осталась на свою голову. Молчан руку поднял и начал ремешок медленно так расстёгивать.
- Бить будешь? - спросила, а у самой сердечко прям в желудок и ухнуло. - Ты это... Ты не забывай: я женщина хрупкая, но сердитая. Живой не дамся.
О столешницу что-то брякнулось. Опустила взгляд - бородавки мои. Видать, со страху отвалились. На руку глядь, а вместо пальцев крючковатых мои родные, беленькие да ровненькие показались. Это что тут такое происходит?! С меня морок сползает? Как же так? Щелкнула пальцами, чтобы морок свой на место вернуть, а ничего не вертается. Молчан хитро так усмехнулся и шагнул навстречу.
Даже не заметила, как оказалась в кольце тёплых рук. Все вопросы вдруг отпали за ненадобностью. Все сомнения развеялись, и сердце успокоилось. Будто пристань родную нашла. Как бы там ни было, а Мерлину на том свете пусть хорошо живётся.
Избуна своего, петуха замаявшегося, наутро сама гульнуть отпустила. На неделю. С правом продления отпуска.