Говорят, под новый год...

[LanaMak]

Рейтинг:
NC-17
Жанры:
Романтика, Юмор, Флафф, Повседневность, Стёб
Предупреждения:
Нецензурная лексика, Групповой секс, Элементы гета, Элементы слэша
Размер:
Миди, 23 страницы, 3 части
Статус:
закончена
Описание:
За дверью оказался очень даже неплохой сюрприз, состоящий из довольно стройного для своих лет Деда Мороза и просто потрясной Снегурки. «Видно квартирой ошиблись. А жаль…»

Посвящение:
Соболю и всем моим друзьям

Что ни пожелается


За месяц до…

— Ух! Какой экземплярчик, — Ирка едва не присвистнула от восхищения при виде высокого статного блондина, выходящего из кабинета главврача. Его имя на бейджике было не разглядеть, но белый халат и застывшее на благородном челе выражение вселенской усталости явно указывало на принадлежность этого образчика мужской красоты к цеху эскулапов.
— Тебе там ничего не светит, — уверенно заявил Влад, оценив про себя безупречный вкус подруги.
— Это почему же? — возмутилась та.
— Кольцо на правой руке видишь?
— Ха! Тоже мне аргумент! — рассмеялась она в ответ. — Сам-то ты за каким колечко таскаешь? А где твоя жена? Вернее, муж…
— Но-но-но!.. Попрошу без инсинуаций в мой адрес! — Влад легонько шлепнул Ирку пониже спины (многолетняя дружба позволяла), еще раз оглянулся вслед скрывшемуся за дверями лифта мужчине и потащил подругу к кабинету того самого главврача, который час назад по телефону велел им прибыть пред его ясные очи в одиннадцать ноль-ноль. Часы в холле показывали ровно одиннадцать. Влад незаметно перекрестился, перекрестил враз посерьёзневшую Ирку и решительно постучался в дверь.

За неделю до…

— Эх… Он сегодня не был на пятиминутке. И вчера его не было. Ты заметил, Влад? Вла-а-а-а-д… Ну, Влад! — Ирка дергала друга за рукав, осматривая цепким взглядом весь докторский состав больницы, шумной толпой вывалившийся из кабинета главврача.
— Может занят человек. Отстань… Выходной взял, или отпуск! — Влад делал вид, что усердно заполняет очередную карточку пациента, а сам исподтишка привычно высматривал Эдуарда Казимировича, Эдичку, как ласково прозвали субъекта их с Иркой воздыхания все медсёстры хирургического отделения, в котором они отбывали срок в качестве интернов.
— Может у него пациентов через край, — ляпнул задумавшись.
— Аншлаг в морге? Ну, ты и сказанул!
— Отстань, говорю! И займись делом. Тебе там все равно ничего не светит.
— Почему это? Только не надо о кольце. Знающие люди сообщили, что он свободен, как ветер.
Влад сделал себе зарубку на память, а Ирку осадил неожиданным:
— Просто он нашего поля ягода. Не по девочкам, поняла?
— Да ну! — Ирка во все глаза уставилась на друга, пытаясь понять, не шутка ли. Она не раз слышала о пресловутом гей-радаре, но видеть его в действии ей как-то не доводилось.
— Ну да! — он смотрел открыто, с лёгкой усмешкой. — Если на кого и положит глаз, так на меня.
— А вот мы это посмотрим! — выпалила девушка, развернулась и сердито потопала в сторону ординаторской.
— Посмотрим, — из уст Влада это звучало как-то не очень оптимистично. Парень вздохнул. «Походу я влюбился! Интересно, Ирка тоже?»

Не успел он углубиться в самоедство, как подруга вернулась, приподнялась на цыпочки и выпалила в самое ухо:
— Пари!
— О, нет! — Влад ляпнул себя по лбу, зная, что спорить бесполезно, но отвертеться не выйдет. Ирка, если надо, умела основательно потоптаться по больным мозолям и взять на понт.
— О, да! — торжественно изрекла изуверка. — Кто первый окажется в его постели, тот и выиграл. С проигравшего десять дежурств. На все про все у нас месяц. Согласен? — и не дожидаясь его кивка подытожила. — Вот и ладненько.

За день до…

— Два ночных дежурства, или Снегурочка и Дед Мороз, — зав отделением сурово сдвинул брови и подтолкнул в их сторону листок с добрым десятком адресов сотрудников хирургии, по которым требуется прогуляться в новогодний вечер.
— Детям нужна сказка! — добил сверху и откинулся на спинку кресла, которое жалобно скрипнуло под ним всей своей кожаной поверхностью.

Ребята переглянулись. Выбор невелик: либо им с Иркой всю праздничную ночь пялиться в экран телевизора в ординаторской (и это еще в лучшем случае), либо марш-бросок через добрую половину Питера в дурацких костюмах Снегурки и Деда Мороза, но потом долгожданная свобода и целых два дня отгулов. Насяльника даже водителя с машиной им откуда-то раздобыл. О чём тут думать? Влад решительно потянул листочек в карман и прищелкнул несуществующими каблуками:
— Явойль, майн фюрер!..

За час до…

— Я знаю его адрес. Поздравим?
— А вдруг он не один?
— Ссышь? Тогда я поздравлю сама, выиграю пари, а ты не забудь МЕНЯ завтра поздравить. И отдежурить третьего числа. Вот только халатик сменю, — девушка совершенно не стесняясь стала менять свое облачение на более фривольное.
— А вот ректальник тебе в рот! Без меня не поедешь. И поздравлять завтра ТЫ меня будешь! Эд по мальчикам.
— По девочкам!..
— Может уже поедем? — вопрос загрустившего водителя обоих застал врасплох. Он то и дело поглядывал на часы, всем видом показывая, что пора бы и честь знать. Скоро одиннадцать, а они еще даже не дома.
— Едем! — решился Влад, а Ирка назвала адрес.

***

К такой зиме Питер был совершенно не готов. Вместо заснеженных улиц, застывших под коркой льда Невы и каналов, заметенной набережной народ без особого энтузиазма любовался сизыми тучами, цепляющими шпиль Петропавловки и безрадостно шлепал по нескончаемым лужам, все же лелея надежду на традиционно морозный Новый год, который грозился вот-вот наступить. Даже не вот-вот. Он наступал и стоял на пороге. Тридцать первое декабря как-никак. К вечеру ударил мороз, повалил снег, белый и лапатый, но вслед за ним с Финского подул ветрище и показал всем, кто в городе хозяин.

Такая мерзь за окном кого угодно могла вогнать в затяжную депрессию. Зав патанатомическим отделением (в простонародье моргом) Мариинской городской больницы Эдуард Казимирович Залевский оказался не исключением. Проливной декабрь, одиночество и завалы на работе сделали свое «доброе» дело. Он пил. Неделю. Беспробудно. Запасы позволяли. Спасибо изобретателям великого и могучего интернета, над закусью голову ломать не пришлось. Пицца из соседнего ресторанчика поставлялась в его квартиру исправно, так что даже тапочки не пришлось переобувать.

В конце-концов пить тоже надоело. Эдик с удивлением разглядел, какое на дворе число, поглазел на себя в зеркало ванной, потер рукой подбородок, заросший густой светлой щетиной, и решительно взялся за бритву. Надо что-то в жизни менять, тридцать шесть лет как-никак, ума же на все шестнадцать. Куранты вот-вот пробомкают Новый год, народ оливье тазиками шинкует, а у него даже завалящей мандаринки нет. И друга… Или подруги… И детей… Хотя, какие дети, если взгляд чаще цепляет стройные и поджарые фигуры парней, чем гитарные изгибы дам всех возрастов и мастей? Но не суть. Все равно один. Эдуард взглянул в зеркало, оценил степень помятости, пару царапин, которые таки умудрился оставить после бритья и решил двинуть в клуб. Столик уже не занять, все давно заказаны, но и у барной стойки можно аппетитную рыбку отловить.

Звонок в дверь застал его на выходе из ванной, чистого и приобрёвшего не огуречную свежесть (после недельного запоя сие было нереально), но что-то близкое к этому состоянию. На пороге с ноги на ногу переминался засланец, Василий — друг и по совместительству нарколог из их клиники. Эдуард хмыкнул в ответ на звякнувшую у ног друга стеклотару в пакете и отступил от двери. Похоже, вечер обещает быть томным, а лечение от похмелья — кардинальным:
— Захады, дарагой, толка тебя и ждал! — попытался схохмить.
— Я это задом чуял, так что вот, — Василий протянул пакет, затаренный под завязку горячительным и всякой снедью и шагнул в прихожую.
— Тебя ко мне только твой чувствительный зад привел, или чей-то пинок свыше? — Эдуард даже после недельного пребывания в астрале не терял остроты мышления. Сам по себе Василий в такой день вряд ли решился бы на столь знатный подвиг. Узнай его дражайшая половина, куда милый чешет, тут же наложила бы вето размером с кувалду и приковала наручниками к батарее.

— Ну-у-у-у… Как тебе сказать? — нарколог переминался с ноги на ногу, пыхтел, делал вид, что шарф совершенно наглым образом отказывается развязываться, короче, оттягивал момент признания как мог.
— Что, трупик горячий привезли?
Василия передернуло от такого сравнения, но головой кивнул.
— И потрошить его больше некому? — Эдик сложил руки на груди.
— Некому, — признал Василий.
— А вот хрен им! Кроме меня там еще трое врачей с нехилым стажем работы. И пять лаборантов. Сами! Все сами!
— Да там затык образовался. Госзаказ. Генерал какой-то важный неожиданно преставился. Да так неожиданно, что возникли сомнения, не помог ли кто отправиться к праотцам. Главврача гэбэшники поставили раком и имели в извращённой форме битых два часа. Требуют тебя, как самое светлое светило в труповедении. Клинико-экспертную комиссию больше некому возглавить.
— Не пой-ду! У меня Новый год. И отпуск. Два года не был в отпуску. Имею право, — Эдуард подхватил тяжелый пакет и двинул с ним на кухню.
— Да они ж только на денёк хотят, не больше, — зачастил вслед ему нарколог, спешно выпутываясь из одежды. — А у тебя телефоны вырублены и нигде нос не показываешь.
— Где денек, там и другой, и третий, сам знаешь. Глаза б мои не видели ни главного, ни его «подкидышей».

Василий на какое-то время решил оставить больную тему и обратил внимание на батарею стеклотары в углу кухни.
— Ну ты и горазд бухать! — восхитился он здоровьем друга, принюхиваясь к горлышку стоящей с краю бутылки из-под Hennessy Single Distillery и приоткрывая форточку, чтоб хоть отчасти выветрить штын, надежно зависший в воздухе квартиры
— Да еще и напиток царский в одно рыло. Не стыдно тебе? Мог бы меня позвать для поддержания компании.
— Щаз! Твоя благоверная враз трепанацию черепа мне без наркоза организует, если ты здесь зависнешь. Не. Я за мир и дружбу, — отмахнулся от него Эдуард и поволок в гостиную разложенную по тарелкам снедь. Василий потопал следом, прихватив запотевшие бутылки виски, в количестве трёх штук, с помощью которых он надеялся организовать благополучный исход операции. Ибо главврач велел без Эдика на глаза не казаться и не далее, чем завтра нарисовать того на пороге морга.

Эдуард пил мало, говорил много, все больше склоняясь к тому, что жизнь — дерьмо и ну ее в болото. Одиночество — беда-печаль и горе горькое.
— Поду-у-у-у-у-маешь, горе у него! — Василий презрительно фыркнул в поднесенную к губам рюмку, небрежно разбрызгивая драгоценную влагу. — Вот у меня реальное горе! Тёща, сколопендра медноголовая, еще летом приехала погостить на две недели и до сих пор никак вещички не соберет. Тестя в гроб загнала, чую, и ко мне подбирается.

Правая бровь Эдика медленно поехала в сторону едва намечающейся залысины:
— А почему медноголовая?
— Да в салон ее на днях понесло, красоту решила навести. Ага! Какая красота, если протезы на каждом чихе из пасти вываливаются и волосёнки только в шиньоне остались? Так ей в том салоне их так затонировали, что по окрасу стала похожа на корову моей бабки Зины, Фроську. И хвост на голове у тещи такой-же. Точная Фроська! Только та добрая была, никогда не бодалась, а эта так и норовит рогом пырнуть. То в театре я захрапел, как раз когда Жизель кончалась, то за столом, пардоньте, пукнул. Мой стол! Что хочу, то и ворочу! — кулак Василия удачно так опустился между блюдечком с дольками лимона и тарелочкой с колбасой и сыром, заставив их подпрыгнуть и задребезжать от страха. Эдик на всякий случай отодвинул посуду подальше, чтоб закуска не пострадала в очередном порыве благородного гнева его лучшего друга. А в наркологе уже играла всеми красками ополовиненная бутыль виски, так что когда в его кармане требовательно прозвенел телефон, явно намекая, что кто-то Васю хочет с огро-о-о-о-мным нетерпением, тот был готов к конструктивному диалогу.

— Д-д-д-да!.. Бог на проводе!.. — рявкнул в трубку Василий так, что еще бабкин хрусталь в старом эдиковом серванте тоненько зазвенел в предвкушении армагеддеца. Армагеддец не заставил себя долго ждать. В ухо Василия (даже Эдик четко слышал) понесся практически ультразвук, из чего стало ясно, что жить наркологу осталось всего ничего, если он немедленно не принесет свой толстый зад на родные квадратные метры (при этом Эдик скосил глаз на упругие половинки друга, признавая в уме, что ничуть они не толстые, а очень даже сочные, хоть и принадлежат другу разлюбезному).

— Слышь, ты… хватит мне тут арию Отелло выводить! Я не Бездемона… — продолжил нагло хамить Василий, возмущённый сомнениями супруги в адрес его божественной сущности. Эдик понял, что у него в отделении завтра появится новый клиент. Надо бы местечко в холодильнике забронировать. Друг как-никак. А друг рявкнул: «Изыди, нечисть!», с чистой совестью отрубил телефон и стёк под стол. Там его Эдик и обнаружил, свернувшегося клубочком, посапывающего, лежащего щекой на злополучном гаджете.

Не успел он сгрузить тело нарколога на свою постель (не оставлять же его в качестве натюрморта под столом), как в дверь снова позвонили. Эдуард грешным делом решил, что это за Василием взвод из двух разъяренных фурий на дежурном помеле прибыл, но он ошибся. Вместо ожидаемых пиздариков за дверью оказался очень даже неплохой сюрприз, состоящий из довольно стройного для своих лет Деда Мороза и просто потрясной Снегурки. «Видно квартирой ошиблись. А жаль…» — проскочила мыслишка.

— С Новым годом, с новым счастьем! — у Деда Мороза был довольно приятный голос.
— Мы приехали к вам. Здрасьте! — подхватила Снегурка и решительно шагнула через порог. Мороз следом. Эдику осталось лишь влипнуть в дверь, пропуская незваных гостей и полюбоваться на стройные ножки нахалки, которая сразу же направилась в гостиную. Пока Эдуард закрывал входную дверь, пока соображал, что бы это могло значить и стоит ли радоваться такому аншлагу в своих пенатах, из гостиной донеслось капризное:
— А где же ёлка? — это от Снегурочки прилетело.
— Может проветрим для начала? — от Мороза.

Вслед за предложением щелкнула балконная дверь и по ногам потянуло сквозняком. Форточку-то на кухне никто не закрывал. Эдик рванул в комнату. Уперев руки в бока Снегурка с нескрываемым любопытством рассматривала довольно скромную обстановку его холостяцкой берлоги, в большей части оставшуюся еще от покойной бабули, а парень, который Мороз, деловито доставал из своего мешка конфеты, мандарины, колбасу и еще что-то в банках, значительно разнообразив этим скудное (после их с Василием попойки) меню стола (но не бара). Возглавляла композицию скромная бутылка шампанского.

— Так где же ёлка? — продолжила допрос красотка, обращаясь к хозяину.
— Там, — ткнул пальцем на антресоль.
— Тащи, — скомандовала.
— Сейчас, — беспрекословно подчинился Эдуард, больше ничему не удивляясь. Позади хлопнула пробка шампанского и его гости не дожидаясь приглашения звякнули бокалами. Ему, по-видимому, шампанское не было показано. Но и без того настроение скакнуло резко вверх.

Через полчаса в углу возле дивана сверкала огнями гирлянды искусственная ёлка, которую он по случаю купил года два назад да так ни разу и не достал из упаковки. Шаров было мало, но молодежь (Эдик ни секунды не сомневался, что им не больше двадцати пяти) это не смутило. Рядом с шарами на ветках повисли на ниточках конфеты и мандарины, которые удивительным образом напомнили ему о далёком детстве. В доме реально пахло праздником. Как-то незаметно для хозяина на столе появились салфетки и столовые приборы, содержимое баночек перекочевало в салатницы, содержимое бутылки шампанского в желудки гостей, а содержимое бара на стол. Тут, как говорится, понеслось!

Светило современного российского прозекторства почти не пил (что было удивительно в свете прошедшей в угаре недели) и с возрастающим интересом наблюдал за действиями сей экспрессивной парочки, которая даже не думала останавливаться на достигнутом, ближе к полуночи сделав заход на литровую бутылку виски из запасов почивавшего за стенкой Василия. Условная шубка Снегурочки давно расстегнулась в совершенно провокационных местах, являя его масляному взгляду порозовевшие округлости, едва удерживаемые кружевными полосками белья и гладкую кожу бедер над линией белоснежных чулок с игривыми бантиками позади. Дед Мороз тоже не отличался стеснительностью, распахнул красный халат, под которым не наблюдалось ничего, кроме брюк, являя на свет гибкое, ладное, совершенное тело. Хозяин терялся, с чего бы начать и кого первым облапить.

— Что мы словно не на празднике? — игриво повела плечиком Снегурка. — Маэстро, музыку!
— Будет сделано, — Эдуард послушно шагнул к музыкальному центру и врубил свой любимый «Рамштайн». Как ни странно, фрицы пошли на ура. Молодежь веселилась под ёлочкой, отплясывая что-то среднее между русскими народными и стриптизом, вселяя тем самым в Эдуарда довольно греховные мысли.

— А стишок Деду Морозу? — неожиданно разродилась Снегурочка щелкнув кнопкой центра. В квартире воцарилась звенящая тишина. Эдуард сначала хотел возразить, не вьюноша ведь, чтоб вирши под ёлочкой читать, но отчего-то передумал и выдал две строчки из Маяковского, которые то и дело всплывали в голове:

Достаю из широких штанин,
Дубликатом бесценного груза…

И замер, ибо две пары глаз с нескрываемым любопытством уставились на него, куда-то пониже экватора, отчего тот самый «дубликат» зашевелился и заинтересованно приподнял голову, намекая на то, что пора бы уж и ему на сцену. Эдик затолкал в карманы два кулака, незаметно (это он так считал!) поправил налившийся интересом орган и решил проявить гостеприимство:
— Может к столу?
— А может пора заняться чем-то более полезным? — Ирка взяла инициативу в свои руки: пошатываясь и выводя ногами неуверенные кренделя подошла к нему, повисла на шее, прижавшись отнюдь не детским размером груди, и лизнула в приоткрытый от удивления рот. От такого предложения только дурак вздумал бы отказаться. Эдик был не дурак — перехватил податливое тело, прижав к себе одной рукой, второй скинул с головы дурацкую шапочку, зарылся пальцами в волосы и, зажав их в кулаке, оттянул, открывая для поцелуев гибкую, красивую шею. Прогулялся языком от ключицы до ушка, легонько втянул нежную кожу, услышал томное: «Ах-х-х-х…» и… словно споткнулся взглядом о Влада. Тот понурив голову стоял в стороне, сжимая в руке сорванный с ёлки мандарин, и весь его вид говорил об одном — парню хреново. Не в смысле тошнит, а в смысле настроения. С этим надо было что-то делать. Тем более Снегурочка подозрительно обвисла и засопела, уткнувшись своим премилым носиком в эдиково плечо. Усыпил! Как есть усыпил. Он подхватил неподвижное тело на руки, перенес в кресло, поправил задравшийся халатик и повернулся к парню.

Тот явно занервничал, о чем свидетельствовала почти раздавленная в ладони мандаринка. Сквозь тонкие пальцы на пол стекали оранжевые капли и разбивались об него громкими шлепками. Эдуард подошел, провел ладонью по щеке парня и отчего-то шепотом спросил:
— Как зовут?
— Меня — Влад, — так же шепотом. — Ее, — кивнул в сторону кресла, — Ирка. Ирина. А тебя — Эд, я знаю.
— Эд? — не сказать, что Эдуард был удивлен, но слышать из уст Влада свое имя в такой интерпретации оказалось неожиданно приятно.

Он потянул парня к дивану, уселся, с удовольствием откинулся на спинку и похлопал по коленям, почему-то ни капли не сомневаясь, что парень не будет возмущен столь откровенным предложением. Тот и не возмутился, смело оседлал его бедра, расположившись лицом к лицу.
— Ты же понимаешь, что я тебя просто так отсюда не выпущу? — Эд решил сделать последнее джентльменское предупреждение, прежде чем его крыша окончательно усвистит в неизвестном направлении. Почему-то вспомнилось, что секса не было около двух месяцев — непозволительно долго.
— Я надеюсь, что ты меня просто так отсюда не выпустишь, — пробормотал Влад, сдёргивая с плеч халат, и накинулся на его губы.

Кровь незамедлительно устремилась к югу и заставила поднять все флаги. Остатки мозга вопили, что Эдик не должен… они первый раз видятся… парень явно перебрал и наверняка наутро пожалеет о своей смелости… Но в момент, когда разум почти праздновал победу, и он готов был отстраниться, Влад как-то по-особенному вывернулся в его руках и так сладко выдохнул куда-то в шею, что в штанах Эдика стало не только жарко, но еще и возмутительно тесно, что привело к необратимым последствиям. Угрызения совести были затолканы в самый пыльный уголок души прозектора, руки сами обхватили упругие ягодицы, ёрзающие на его коленях, и притянули гибкое, податливое тело еще ближе к требующему свободы органу.

А потом всё закружилось и понеслось, оставляя в мозгу лишь отпечатки картинок. Запрокинутая голова, выпирающий кадык, который Эд засасывает и вылизывает… Дрожащие пальцы, путающиеся в своей и его одежде… Гладкая кожа, перекатывающиеся под ней мышцы, напряженный живот… И поцелуи. Глубокие. Жаркие.

Рук не хватало. Снедало лихорадочное желание огладить все, до чего мог дотянуться, и в то же время держать и не отпускать. В какой-то момент парень оказался сидящим спиной к нему. Верхом. На нём. Влад откинул голову на его плечо, постанывал и бездумно отдавался, отчего просто хотелось орать. Эдуард двигался в его невероятной тесноте, поглаживал, пощипывал пуговки сосков, приподнимал бедра, с силой насаживая на себя горячее тело парня, и чувствовал, что вот-вот взорвется. Как ни странно, но положение спасла все та же Ирка.

Девушка очнулась словно от толчка. Голова не то чтобы гудела, но давала о себе знать, во рту было сухо, а в ушах раздавался какой-то непонятный то ли стон, то ли звон. Когда глаза окончательно раскрылись, она поняла, что отнюдь не звон ее разбудил. Ни одна порнушка (а она таки превидала километры за свою сознательную жизнь) не могла сравниться с тем представлением, которое развернулось пред ее ясны очи. Хозяин, в чем мать родила, сидел, откинувшись корпусом на диван, а верхом на нём, лицом к Ирке с крепко зажмуренными глазами скакал совершенно обнаженный Влад. И не просто скакал: выгибался, постанывал, насаживался, а его налитый кровью член зазывно вздернулся вверх.

«Ничего себе, отрастил! — мысленно восхитилась девушка. — Такое добро пропадает!». Промелькнувшая мысль сформировалась в стойкое убеждение, что этим непременно надо воспользоваться. Раз уж Влад ее поимел, фигурально выражаясь, так хоть моральную компенсацию не мешает получить — поиметь его.

Широко открытыми глазами Эдуард следил за девушкой, которая тут же без стеснения избавилась от остатков одежды и шагнула к ним. Остановиться на данном этапе он уже не мог, это было смерти подобно, но зато мог любоваться ничем не прикрытой наготой подбиравшейся к ним красотки. А она не долго думая стала ногами на диван по обе стороны от бедер Влада и удовлетворенно вздохнув опустилась на его торчащий кверху орган.

— Ой! Я нечаянно! — заявила она прямо в распахнутые от удивления глаза друга и, словно так и надо, поймав ритм стала увлеченно двигаться.
— Твою ж дивизию! — восхитился Эд и вцепившись в ее бедра принялся шуровать с еще большим энтузиазмом, словно стремясь дотянуться до недр красотки. А Владу оказалось настолько хорошо, что он даже не стал скидывать непрошеную наездницу, предоставив ей двигаться по своему усмотрению.

Ночная феерия длилась до самого утра, пока гости не свалились замертво на одном диване. Благо Эд в перерыве между соитиями успел его разложить и раскинуть свежую постель. «Слабовата молодежь» — подумал, с удовольствием оглядывая россыпь засосов и синяков на телах своих любовников и прикрывая их белоснежной простынёй. В голову пришла шальная мыслишка, Эдуард хохотнул и тут же кинулся ее исполнять.

***

Василий открыл один глаз, потом второй. Перед носом маячила стена с выгоревшими обоями и это точно была не стена его спальни. Он откинулся на спину, огляделся вокруг, вспоминая, что вот это кресло и вот эту африканскую маску на стене он уже где-то видел и попытался восстановить в памяти давешние события.
Безрезультатно. В голове было чисто и стерильно, как у младенца. Принятый перед походом «Алкозельцер» подействовал как-то неправильно, избавив его не только от похмелья, но и от излишков извилин.

— Ну, что? Головка бо-бо? — в проёме двери нарисовался Эдуард — друг, товарищ и брат.
Василий отрицательно помотал той самой головкой.
— Будет, — пророк из Эдика был тот еще, но он помнил гораздо больше, чем его гость. Мог себе позволить.
— Что вчера было?
— Пиздец.
— А можно услышать более развернутую версию?
— Тёща тебе все расскажет. В дуэте с супругой. От себя могу добавить топор.
— Зачем?
— Для головы.
— Так не болит!
— Так будет. Чтоб долго не мучился.
— Кофе бы… — протянул озадаченный Василий, и Эдик отправился исполнять последнее желание друга

Пока бодрый до неприличия Эдик добывал на кухне кофе, вяло шатающийся по квартире нарколог заглянул в гостиную и тут его постиг настоящий шок. Из-под белоснежной простыни торчали две пары ног. С бирочками. Как в эдькином морге. Дежавю! Василий промокнул лоб концом галстука, утер им же губы, высморкался и только тогда позволил себе навести резкость в сторону ДВУХ ТРУПОВ на диване друга. Простынь одна. Трупа — два. Непорядок…

Нарколог протянул руку, взялся дрожащими пальцами за край простыни и потянул ее вниз. Взгляду открылась довольно премилая картинка, никак не соответствующая болтающимся на пальцах ног биркам. Трупы сопели, распространяя вокруг себя отнюдь не трупный запах, а замечательный амбре из того винно-водочного изобилия, которое они в себя умудрились ночью влить. Василий выдохнул, загнул под нос что-то матерное и присмотрелся к парочке. Уж очень их лица показались знакомы. Правда взгляд все время съезжал в сторону уверенной четверочки брюнетки, совершенно ничем не прикрытой в данный момент (не считая пары засосов). Руки как-то сами потянулись к простыне и через секунду парочка оказалась практически полностью на виду. Оба голые. От созерцания сих прелестей его отвлёк Эдуард.

— Тебе кофе с сахаром?
— Мне бы водочки, — сглотнул набегающую слюну нарколог и вновь залип на пышной девичьей груди.
— Не выйдет! Я еще жить хочу, а твоя мегера тут камня на камне не оставит, если ты сейчас дома не появишься, — друг заглянул через его плечо, обошел вокруг и прикрыл своих гостей все той же злосчастной простыней.
— Ты это… обоих, что ли? — наконец оформил мысль нарколог. Он в принципе знал о сексуальных пристрастиях друга, относился к ним весьма индифферентно, но впервые сталкивался вот с таким неприкрытым доказательством оных.
— Если уж случилась оказия, почему бы и не да? — флегма из Эдика так и пёрла.
— Да-а-а-а… И умудрился же в своем болоте рыбку выловить, — Василий наконец вспомнил, откуда он знает эту парочку. Совсем недавно в хирургии с ними столкнулся.
— Не понял. Какое болото? Ты о чём?
— Ха! Так это ж наши интерны. Ты их не раз должно быть видел, когда от главного топал.
— Никого я там не встречал. После этого зануды света белого не видишь, не то что кого-то там, — задумчиво пожевал губами Эдуард и потянул упирающегося друга на кухню.

Еще полчаса он с переменным успехом отбивался от настойчивых расспросов Василия: «Как?.. Ну, как это было?.. Когда успел?.. — и самого неудобного. — Как дальше думаешь?..» В конце-концов разум возобладал: нарколог вспомнил, что ему еще предстоит сдаться в плен, и дай бог выжить в той перестрелке, и засуетился домой. Эдик взялся проводить (чтоб не вернулся ненароком).

В прихожей им открылась преинтереснейшая картинка. Две взлохмаченные головы склонились над кучей обуви, видимо пытаясь отыскать там вчерашний день. Эдик точно помнил, что сапоги Снегурки-Ирки валялись в гостиной под креслом, а ботинок Влада даже он не видел. «Надо бы за диваном поискать».

— И куда это вы собрались, господа хорошие? — голос Эдуарда прозвучал, как гром средь ясного неба. — Ну-ка марш в постель!
Сладкая парочка не поднимая глаз развернулась и послушно прошлепала обратно к месту преступления. Василий завистливо вздохнул, напомнил другу, что труба зовет, родина в опасности и, хоть работа не волк, но не мешало бы ее того… выполнить. Эдуард обещал, как только, так и сразу, подтолкнул к лифту и перекрестил на прощание. Проводив Василия он защелкнул замок на два оборота, на всякий пожарный спрятал ключи в карман старой куртки и потер руки.

Судя по началу, год обещал немало интересного…MORE]

Всё всегда произойдет...



Влад кое-как сподобился приоткрыть один глаз, провел тыльной стороной ладони по растрескавшимся губам, с удивлением прислушиваясь к пергаментному шелесту пересохшего языка в собственном рту, собрался с силами и приподнялся на локте, другой рукой придерживая гудящий с похмелья жбан. Назвать ЭТО головой можно было с большой натяжкой, потому что в голове обычно мозги имеются. Только вот предыдущая ночь наглядно продемонстрировала их полное отсутствие кое у кого. После непродолжительного и довольно содержательного диалога с собственным Я, он прервал сам себя на самом интересном месте, потому что больше не мог игнорировать настойчивые посылы организма в сторону белого брата. Спасибо автопилоту, искомый объект был найден в максимально сжатые сроки. Облегчившись (по ощущениям на пару литров) Влад выдвинулся обратно, но услышал голоса на кухне, въехал (правда с трудом) в содержание беседы и дернул за подругой, мгновенно забыв о последствиях вчерашнего возлияния.

Ирка вставать категорически отказывалась, мычала и посылала на…
— Да я туда за ночь столько ходок сделал! Ты, кстати, тоже. Нам смываться пора! У Эда гости.
Резкости в глазах подруги не прибавилось, но по тому, как она подорвалась с постели, стали заметны проблески разума. Сумки с их вещами валялись на полу рядом с диваном, что позволило одеться в максимально сжатые сроки. А вот с обувью вышел затык, она находиться отказывалась. Пришлось ползком пробираться к выходу из квартиры в надежде, что она их там ждёт.

Увы, их бегство было предотвращено еще на стадии подготовки. Влад с Иркой вернулись в комнату и расселись по разным углам на разворошенном диване. Он не краснел, а просто отсвечивал майскими стягами, решая, не накрыться ли простынёй с головой и не сгореть ли под ней от стыда. Подруга же, напротив, была вполне спокойна, насколько спокойной можно быть с трещащей от похмелья головой.
— За каким хреном ты на меня полезла, — буркнул Влад, утыкаясь носом в собственные колени.
— Проучить хотела, — прилетело в ответ.
Влад приподнял тяжелую голову и вопросительно уставился на нее.
— Твоей кормушкой пора научиться не только есть, но и думать. Полезно бывает, знаешь ли, — съязвила Ирка в ответ и осторожно хихикнула. — Такое орудие отрастил. Признаться, впечатлил. Твой орган достоин мумификации. Он идеален! Ну, как было пройти мимо? Тем более, ты увел Эдичку прямо у меня из-под носа. Друг, называтся! Думаешь, не видела, как он к тебе тянется? Чувствовала себя третьей-лишней… Зато сразу компенсировала ущерб. Натурой.

Она сердито насупила брови, да только хитрый взгляд все равно выдавал ее истинное отношение к случившемуся. Влад вздохнул, улыбнулся в ответ и ругнулся беззлобно:
— Сучка ты! У меня есть стойкое ощущение инцеста.
— А я бы повторила, — хихикнула сучка в ответ, тут же хватаясь за звенящую посудину вместо головы.
— Я больше столько не выпью.
— Жмот!
— Выдра!
— Требую сатисфакции!
— У мужа своего будешь требовать. Если найдется такой камикадзе.
— Получше твоего найду.
— У меня нет мужа, — двинул ее по лодыжке пяткой.
— После этой ночи будет! На свадьбу пригласите? — ткнула пальцем ему под рёбра.
— Отвянь, нимфоманка! — почесал пострадавшее место.
— Я — страстная женщина, — приосанилась она.
— Лучше б я этого не знал!
— Бе-бе-бе…

А Эдуарда перло и глючило одновременно. Он взносился по кухне, как Золушка под кокаином, пытаясь одновременно навести порядок, приготовить завтрак для своих горе-любовников, которых намеренно оставил друг с другом, дабы могли перетереть и переосмыслить прошедшую ночь, и решая дилемму, как бы из неожиданно образовавшегося трио сделать гомодуэт, но при этом никого не обидеть. Тройничок в его жизни случился впервые. Всё бы ничего, да вот он оказался морально не готов продолжать в том же духе, поскольку на подобные эксперименты больше не тянуло. И как бы ни была хороша Ира, но искренность и отзвычивость Влада, его вид, вкус, запах пробуждали в мужчине чувства доселе неизведанные, которые хотелось бы ощутить еще не единожды.

Из рук вывалилась луковица, прокатилась к открытой двери. Эдик нагнулся, попытался неуклюже подцепить пальцами беглянку, но лишь запулил ее дальше, в коридор, где и умудрился подслушать (нечаянно!) обрывок разговора ребят:
— …всё пе­рево­рачи­ва­ешь! Да­же ес­ли он ос­та­вит ме­ня пос­ле вче­раш­не­го и не начнёт презирать за то, что мы тут с тобой исполняли на бис, где га­ран­тия, что не бро­сит ме­ня че­рез па­ру не­дель? А я так не могу! Мне он уже нужен, — отчётливо донёсся голос Влада.
— Нахрена ты купил себе велосипед? — это Ирка.
— Чтоб летом кататься, — резкая смена темы явно ввела парня в ступор. — А при чём здесь велосипед?
— Ну, вдруг его украдут? Или ты весной уедешь в Африку, насильно насаждать неразумным племенам правила гигиены и дырявить их беззащитные задницы. Смысл тогда, велик покупать?
— Это ты к чему вот сейчас, а? Мне и без твоих шарад тошно.
— Это я к тому, дорогой товарищ и брат, чтоб ты прекращал загоняться и радовался тому, что есть. Бросит — тогда и будешь скулить…

Принципы Эдуарда вопили, что подслушивать нехорошо, потому он задним ходом сдал обратно на кухню, тихонько прикрыл за собой дверь и только тогда выдохнул. Мысленно он тут же возблагодарил всех богов, что ситуация и без его участия складывается как надо, а после, словно горячий латинос, изобразил несколько па, аккомпанируя себе шепотом: «Па-па па-ра… Па-па па-ра… Па-па па-ра-ру-ра…», включил кофеварку, настрогал бутербродов из остатков вчерашнего пиршества и отправился за молодежью.

За столом они сидели важно и чинно. Мужчина не скрываясь рассматривал ребят, те тоже рассматривали… кофе в своих чашках. Тишину нарушали лишь тикающие на стене часы. Литр кофе наконец возымел действие на сознание гостей, затуманенное алкогольными парами — они относительно протрезвели. Парень под откровенными взглядами еще ниже опустил голову. Похоже, он от стыда готов был если не провалиться, то точно рвануть за билетом в Антарктиду в один конец. А вот девушка, напротив, чувствовала себя довольно расковано и смотрела Эдуарду прямо в глаза, закинув ногу за ногу и слегка покачивая в воздухе изящной ступней. Движение это не было нервным или дёрганным. Выглядела Ирка очень спокойной, что слегка нервировало мужчину. Пора было расставить точки над Ё.

— Признаюсь честно, о такой ночи и не мечтал, — начал издалека Эдуард. — Подарок от Деда Мороза и Снегурочки превзошёл все мои самые смелые ожидания. Надеюсь, вам понравилось не меньше меня.
— Как вам сказать? — отозвалась Снегурочка, вновь обращаясь на «вы», словно и не было ночного угара. — Я не разобрала.
— Что так? — опешил от её прямоты Эдик.
— Слишком велика была конкуренция, — Ирка бросила быстрый взгляд на Влада.
А тот был готов утопиться в двух оставшихся глотках кофе.
— И что мы будем делать? — осторожно поинтересовался у нее мужчина.
— Вы — не знаю, а меня ждут. Вызовите, пожалуйста такси, — Ира грациозно поднялась и отправилась на поиски сбежавшей обуви.
— Я тоже, пожалуй, пойду, — вскочил вслед за ней Влад.
— Сидеть! — Эдик ловко цапнул его за свитер и усадил на место. — Нам с тобой еще разговоры разговаривать. Серьезные.
Впервые за всё утро Влад осмелился посмотреть ему в глаза. Пристально. С надеждой. Эдуард поддержал молчаливую беседу, вложил в ответный взгляд всю тоску, снедавшую его последнее время, и тоже надежду. На их будущее. Похоже, Влад прочел правильно, потому что так же молча кивнул головой и присел на свой табурет.

Проводив Ирину до такси, поцеловав ее в щечку на прощание, Эдик вернулся в квартиру и тут же направил свои стопы в кухню, где на фоне окна маячил силуэт его нежданного подарка от Деда Мороза. На столе было прибрано, на мойке сохла вымытая посуда. Мужчина подошел к окну, вплотную к слегка напрягшемуся Владу, приобнял его за плечи и они замерли, вглядываясь в рассеянный сумрак за стеклом.
— Может поспим? — предложил.
— Устал? — повернул к нему лицо парень. — Укатали Сивку крутые горки?
— Я, между прочим, намного старше некоторых! — хмыкнул Эдик, прикусывая маячившую перед носом мочку уха.
— М-м-м-м-м… — удовлетворённо заурчал Влад выгнув шею, но издеваться не перестал. — Послал же мне бог любовника преклонного возраста. Переоценил я твои возможности, прогадал.
— Может по-новой оценишь, — Эд взял его руку, положил на свою ширинку и вздрогнул, когда тонкие пальцы сладко сжали предмет беседы.
— Может отойдем от окна? Я пока не готов давать публичные выступления.

Эд ухватил за руку алеющего скулами парня и потащил его в спальню, по пути освобождая от излишков одежды. Кровь от мозгов Влада успешно срулила в неизвестном направлении, да вот в пункт назначения так и не прибыла. Поэтому он думать уже не мог, но пока еще не выглядел перевозбуждённым пионэром. Лишь этой причиной можно объяснить до безобразия глупый вопрос, самопроизвольно сорвавшийся с его уст в шаге от вожделенной кровати:
— А мы ещё будем вот так… на троих соображать?
Эдиков ответный взгляд возымел охлаждающий эффект, ибо содержал в себе немалую дозу арктического льда. Толку-то! Кровь, устремившуюся к югу, никак не удавалось вернуть тем же руслом обратно на север, а без нее голова как-то отказывалась рационально мыслить. Поэтому Влад неосознанно продолжал нарываться на комплименты:
— Должен предупредить, я с Иркой того… это…
Терпение у Эдика оказалось не безграничным. Вернее, его совершенно не оказалось. Потому договорить не дал, завалил мелкого животом к себе на колени и примерно отоварил ладонью по полушариям, приговаривая на каждом шлепке:
— Я тебе покажу, на троих!.. Ишь, понравилось!.. Никаких экспериментов!.. Будем моногамию утверждать.
— Да я ж не против, — поёрзал на его паху Влад, вздрагивая от каждого шлепка, но при этом ощущая себя до безобразия счастливым. Орган в паху Эдика на данные флюиды счастья отреагировал правильно, но откликнулся столь рьяно, что вынудил хозяина досрочно завершить экзекуцию и перейти непосредственно к самому процессу утверждения… хм… моногамии.

А тем временем…

Василий, которого Эдичка так «вежливо» вытолкал из квартиры, решил на сей раз не дразнить судьбу и не спускаться на старом, дребезжащем лифте, который, по его многолетнему опыту, чудил безбожно в самый неподходящий момент. Лифт жил своей собственной жизнью и обладал скверным характером дамы на пике климакса. Объясняй потом благоверной и ее мамаше, что ты не английская королева. И так огрести от них предстоит не слабо. Потому Василий предпочел долгий спуск по лестнице, на протяжении которого усердно размышлял на тему благосклонности судьбы. Что-то подсказывало, что она после сего новогоднего казуса опять повернется к нему филейной частью и сдернет на юга. В конце концов, нарколог решил положиться на знаменитого русского парня по имени Авось, своевременно вспомнив, что он мужик, не далее как вчера находившийся в ранге самопровозглашенного бога, а это даёт ему некую свободу действий (какую именно, Василий еще не определился). Пришедши к такому выводу, он тут же двинул в ближайший круглосуточный магазин за топливом, дабы укрепиться во мнении и банально набраться храбрости.

В честь новогодних праздников молоденькая и почти симпатичная, заспанная продавщица даже не муркнула о несвоевременности покупки горячительного (хотя на часах еще не было восьми утра), чем немало его порадовала. А вот на выходе из маркета, как назло, поджидал сюрприз, и не сказать, что приятный. Какой-то мужик со спитой, опухшей мордой и лыжей наперевес (явно не первый день праздновал) перегородил выход и настоятельно требовал продолжения банкета. Если поначалу в Василии еще говорил врач, способный найти общий язык с пациентами любой степени ужратости, то спустя пару толчков в грудь и один болезненный пинок лыжей в голень от неизвестного недолыжника нарколог-интеллигент канул в лету, и на арену цирка вышел мужик, которому было наплевать на этику и воспитание. Лыжник же все больше борзел, не проникшись кардинальными переменами в оппоненте. Еще один удар, только уже в бубен чуть не стал финальным для Василия. Бубен зазвенел, но выдержал, а его владелец окончательно рассвирепел.

Алкаш получил прямой удар своей же лыжей в дюндель и ушел в астрал, не обещая скорое возвращение. Василий профессионально нащупал пульс на шее, вслушался в храп, неожиданно вырвавшийся из предполагаемого трупа (которого по счету за одно утро!), отволок его в тёплый тамбур магазина и, удовлетворенно кивнув головой, протопал дальше, но был повержен коварной природой. Никто не ждал, что в новогоднюю ночь сразу после дождя стукнет мороз, а посему довольно высокие, скользкие ступеньки без поручней предоставляли всем желающим возможность пройти убийственный квест «Преодолей препятствие, или цирк на льду».

Василий использовал шаолиньский стиль «Навернувшийся слон» и благополучно протарахтел крепким тазом по обледенелым ступенькам маркета, не обделив ни одну своим пристальным вниманием. При наличии зрителей, сорвал бы бурные и продолжительные аплодисменты, но в столь ранний час на улицах даже завалящего бомжа не сыскалось, что нисколько не огорчило нарколога.
— Хорошо, хоть задом, а не мордой, — буркнул себе под нос, потирая пострадавшую часть. — Зубы мне сегодня и дома есть кому посчитать.

На этих словах он внезапно вспомнил о бутылке, благополучно выжившей в неравной схватке с лыжником и ступеньками во внутреннем кармане пальто, одним движением руки свернул пробку и присосался к горлышку, как к спасительному граалю. Желудок обожгло, кровь зашумела и вспенилась, а размышлять о предстоящей битве стало гораздо легче.
— Мужик я, или где?! — взрыкнул нарколог, допил остатки живительной влаги и направил стопы в сторону одиноко маячившего такси.

Пока обрадованный появлением неожиданного клиента таксист изображал радио и выкладывал ему последние новости прошлого года, Василий углубился в воспоминания о бесцельно прожитых месяцах и днях, в течении которых он из нормального мужика постепенно превращался в тряпку. Думы тяжкие подвели к тому, что так больше жить нельзя, невозможно и… свободу попугаям! Вероятно, последнее он выразил вслух, потому что таксист замолчал и оставшийся отрезок дороги косился на него в зеркало заднего вида, а высадив у нужного подъезда искренне пожелал удачи, что придало сил новоявленному борцу за личные права.
— Кто не спрятался, я не виноват, — пробурчал нарколог себе под нос, прицельно швырнул в урну пустую бутылку, которую до сих пор держал в руке, почти попал и ринулся на штурм крепости.

Тещу Василий обложил генитально прямо с порога, даже не позволив сморщенному, словно куриная жопка, ротику открыться достаточно, чтобы вякнуть что-то членораздельное. В ответ она лишь дернулась, будто петарда в интересном месте разорвалась, и спешно ретировалась вглубь квартиры.
«За подмогой рванула…» — злорадно потёр ладони Василий и зигзагом двинул по ее следам. В гостиной, куда он вошел аки царь в толпу смердов, как раз нарисовалась картина «Совет в Филях». Только в роли Кутузова — разлюбезная супруга, которую от бешенства реально перекосило, как старого полководца. При виде блудного мужа, источающего мощный, ни с чем не сравнимый выхлоп устоявшегося перегара, она приняла боевую стойку: руки в боки, дым из ушей и молнии из глаз. В иных обстоятельствах он, возможно, и полюбовался бы красотой своей воинственной амазонки, но времени на любование ему, увы, не выделили.

— Как ты посмел повысить голос на мою маму?! — включила сирену супруга. — Где тебя носило всю ночь?!
— А вот и посмел, — проигнорировал он вторую часть вопроса, внутренне возмутившись, что его исчезновение в новогоднюю ночь котировалось ниже, чем поруганная честь мамани.
— Я в своем доме нахожусь, в отличие от некоторых…
Василия качнуло, но он устоял и умудрился бросить такой взгляд на тёщу, что та предпочла шустро передислоцироваться в тень любимой дочери.
— Она моя мать! — Елена не узнавала всегда спокойного супруга, но и спасовать не могла перед лицом «кормилицы и поилицы, которая ей жизнь дала, взрастила, не щадя живота своего» и далее по тексту, который пять раз на день любила повторять ее мама. — А ты… А ты неизвестно с кем всю ночь шлялся!
— Ма-а-а-а-ать? — с издевкой протянул Василий, вновь спуская на тормозах факт своего пребывания в новогоднюю ночь вне дома. — Она — исчадие ада, а не мать. Во что она превратила нашу жизнь?
— Алкаш! — тявкнуло исчадие из-за плеча своей дочери.
— Алкаш, — вторила ей дочурка, но как-то неуверенно. На самом деле Василий пил редко и мало.
— Потаскун! Всю ночь где-то шлялся! — продолжило наступление исчадие.
— Потаскун, — прозвучало едва слышное от супруги.
— Еще и обзывается!
— Мр-р-р-р-яуш-ш-ш… — подтвердил с подоконника тёщин любимый сфинкс Муня, которого Василий иначе, как Мумией, про себя не называл, после того, как кот еще в начале их с тёщенькой визита напугал его ночью до икоты, свесившись перекормленной сарделькой со шкафа в тёмной прихожей и прожигая своими зелеными фонарями. Содержимое мочевого пузыря Василия тогда только чудом удержалось на месте, а Муня навеки был внесен в список чудовищ, подлежащих выдворению из его кровных квадратных метров. К слову, возглавляла список все та же незабвенная тёща.

— У-у-у-у-у… р-р-рыло, — выразил нарколог всю свою «любовь» к этому чудному созданию, на котором нормального клочка шерсти днём с огнём не сыскать, но жена решила, что он так «ласково» к ней и возмущённо врубила децибелы на полную мощность. К ней присоединилась и маман, справедливо отнёсши его реплику в свой адрес. От играющего в крови градуса Василий и так не отличался устойчивостью, а тут еще звуковая волна настигла — его снесло на пол. Не удачно. Как под ним оказалась подставка с возвышавшейся некогда глиняной вазой (уродливой, как мама, которая ее и привезла), одному богу известно, но ваза приказала долго жить, а подставка предпочла развалиться по запчастям.

— Варвар, — пришла к заключению тёща.
— Ирод, — с плохо скрытым облегчением подтвердила супруга. Видимо, она сама не чаяла, как расстаться с керамическим монстром.
Мумия благоразумно промолчал, явно почуяв, что дни его вольготного пребывания здесь накрылись какой-то мохнатой киской.
— Она мне совсем не нравилась, — ковырнув пальцем глиняный осколок, Василий попытался встать на ровные две конечности. Выходило не очень. На четырех как-то поустойчивей было. Но, собрав все своё мужество в кулак, держась за стеночку, он всё-таки принял более или менее вертикальное положение и, согласно заветам Суворова, перешел в контрнаступление, пока его дамы не пришли в себя и не потоптались на его поверженой тушке:

— Эта старая грымза, — ткнул пальцем в источник своих несчастий, — вымотала из меня метров двадцать нервных волокон и связала себе из них тапки! У меня от ее замечаний волосы даже в носу поседели. Домой иду, как на каторгу, а я ее за это любить должен и во вставные челюсти целовать?
— Да ты… Ты… Да твоя голова только и может, что служить подставкой для рогов! — опережая дочь, тёщенька высунула острый нос из-за ее спины и торжествующе зыркнула близоруким глазом. Левым.
— Ах, так? Благодаря вам, мама, — последнее слово Василий практически выплюнул, — вот уже полгода свою утреннюю эрекцию я отношу на работу, вместо того, чтоб нормально распрощаться с ней дома, в постели с собственной супругой! Не удивительно, если после столь долгого воздержания она решит мне рога наставить. И в этом ваша вина, мамуля! Вместо того, чтоб спать, как все нормальные люди, вы по ночам у нас под дверью в засаде просиживаете…
— И ничего не под дверью. Неправда! — даже не смутилась мама.
— Правда! Иначе как бы вы каждый раз умудрялись заглянуть к нам именно тогда, когда я на жене и почти готов кончить?
— Пошляк! — прилетело в ответ.
— Завидуете?

На этой фразе лицо тёщи покрылась неравномерными свекольными пятнами, а его дражайшая половина поперхнулась, закашлялась и крепко призадумалась впервые с момента начала боевых действий. Сей факт не укрылся от пытливого взгляда Василия, привыкшего улавливать истинное положение дел по малейшим изменениям на физиях своих подопечных. Воодушевлённый, он продолжил контрнаступление:
— Своей личной жизни нет, так хоть бы нашей не мешали. Я секса хочу! С супругой. Как у всех нормальных людей. И чтоб не на спринтерской скорости под двумя одеялами…
— А почему под двумя? — не преминула полюбопытствовать маман, перебив его на самом интересном месте.
— Потому что иной звукоизоляции нами не предусмотрено, а под одним вы нас всегда палили!
— Я не специально!
— Ха! А я тогда не пьян!
— Хам!
— Знаете, многоуважаемая мама, лучше бы вам самой быстренько свалить на историческую родину, пока я вам билет не купил. В плацкарт. На боковую полку. Возле туалета. В вагон с дембелями и табором цыган.

Мама из-под локтя покосилась на зависшую в раздумьях дочь, поняла, что эту битву почти проиграла, и необходимо срочно совершить тактическое отступление, пока не пнули под зад:
— Я… Я… Я совсем одна… — почти натурально всхлипнула она в платочек, так и не сумев выдавить хоть одну стоящую слезинку. — Никому не нужна… Вот только Муня…
Муня распознал сигнал хозяйки и истошно взвыл, подтверждая вышесказанное. Терпение Василия и так было на пределе: голова начала трещать, мочевой сигналить, а тут еще они спектакль показывают — пришлось включить зверя на полную мощность:
— Кому-то нужно повторить, чтоб выметались, или мне самому вещи с балкона спустить?! — раненным тиранозавром рявкнул он и угрожающе шагнул к выходу из гостиной. За последние сутки колокольня, с которой Василий чихал на все жалобы тёщи, выросла на добрых десять этажей, если не выше, и от столь показательного скулежа только сильнее росло желание отправить ее к чертям на кулички (на ее законное место) и забыть, как страшный сон, тот момент, когда она встала на пороге их квартиры, а позади нее с огромным чемоданом мялся припаханный ею таксист. Еще тогда яйца Василия тревожно поджались, истошно вопя: «Аларм!..», и до сих пор опуститься не могут.

Чем бы закончилось их с тёщей противостояние — неизвестно, не вмешайся тут Елена:
— Мам, я тебя люблю и всё такое, но Вася прав. Тебя и впрямь стало слишком много в нашей жизни. Жаль, что я так долго этого не могла понять, — тут она немного помялась, но все же решилась и добавила. — Пойдем, я помогу тебе собрать вещи. А ты, Вась, вызови такси.
— Как? Ты, моя дочь, моя плоть и кровь, которой я жизнь дала, взрастила, не щадя…
— Живота своего, — подхватила Лена и грустно улыбнулась. — Мам, тебе пора.
Что прочла тёща в глазах супруги, Василию было неведомо, но она послушно подхватила своего Муню, молча собрала с дочерью чемодан и через час в их квартире воцарилась благословенная тишина. Василий даже протрезвел от такого пердимонокля. Нужно было наводить мосты с любимой супругой, которую он, несмотря ни на что, по-прежнему вожделел и обожал, чем он и занялся, отыскав родимую в оплоте семьи и брака — их спальне.

Лена стояла лицом к Василию и взволнованно мяла в руках край накинутого на плечи нового пеньюара, который рассчитывала надеть в новогоднюю ночь. Он просветлел лицом и опустился перед ней на колени, мысленно возблагодарив всех богов за то, что любимая все же выбрала его, а не дуру-маму. Супруга беспощадно источала вокруг себя флюиды секса и страсти, отчего все члены Василя прямо-таки переполнились вожделением и жаждой немедленно поймать, завалить и от… В общем, по списку. В штанах часовой давно стоял на посту: «Стой! Кто идет? Стрелять буду!..», а голову покинули не то что все умные, но и самые что ни на есть завалящие мысли, потому как думать их было нечем. Мозги помахали платочком, стекли на метр ниже и прочно обосновались там в новой-старой таре.
— Так, говоришь, утреннюю эрекцию на работу относил? А с кем устранял ее?
— Со своим лучшим другом…
Василий выдержал многозначительную паузу, дождался, когда в глазах обалдевшей супруги огромными буквами высветится имя Эдика, усмехнулся лукаво и добавил:
— С правым кулаком.
Елена посветлела лицом, повела округлым плечом:
— Надеюсь, с сегодняшнего дня ваша дружба перестанет быть столь тесной, при живой-то жене.
Василий ощутил, что от ее слов кое-куда словно дополнительную кружку крови хлюпнули. Чувство наполненности в штанах требовало немедленно вжикнуть молнией, выпустив наружу страдальца и не боясь сверкнуть голым задом перед тёщиным носом.

Спустя пару часов, после двух таблеток антипохмелина, совместно принятой ванны, двух подходов на разных плоскостях и одного досрочного выстрела (ну да, облажался в самом начале), Василий с Еленой окопались в собственной спальне и продолжили начатое.
Он навёл на Лену напряженное, но слегка подуставшее орудие и недвусмысленно качнул бедрами.
— У-у… — отрицательно помотала головой супруга, правильно расшифровав посыл благоверного.
— Ну, что ты, как в первый раз? — протянул обиженно. — Смотри, он от огорчения даже прослезился. Вон из глазика течёт.
Лена проследила за блестящей капелькой, протянула руку и ловко щелкнула по тому самому, плачущему.
— Ой-ой-ой! — согнулся, прихватив ладонями пострадавшего. — Ты чего? Фингал под глаз поставила! Целуй теперь, лижи прощение.
— У него — попрошу, — ткнула пальцем на член, а потом в живот мужа. — Но не у тебя.
— Да-да-да… Не за себя… за него прошу. Уважь парня, — Василий раскинулся в постели барином, впервые за столько времени позволив себе окончательно расслабиться и насладиться процессом.

Он был счастлив.
Нет. Не так.
Они были счастливы!..



Всё всегда сбывается



Если к тебе приходит мелкий пушной зверек, таёжный житель, значит богам скучно и они хотят позабавиться. В таком случае расслабься и попробуй получить от происходящего хоть какое-то удовольствие. Вот увидишь, тебе понравится.
Совет автора.


Эд был разбит. Разбит и перекошен. Разбит, потому что вот уже неделю, как практически жил в своем морге — вверенный ему штат сотрудников проредил очередной хитрый вирус, а «клиентов», увы, не убавилось. Приходилось отдуваться: работать через сутки, есть и спать на ходу, выслушивать по телефону сначала жалобы, а потом и угрозы Владьки, с которым дежурства никак не совпадали. Оба скучали и томились от обоюдного недостатка внимания. А тут еще одна напасть. Скрутило внезапно, сильно и надежно. Радикулит, мать его, догнал прямо в туалете, когда откидывал стульчак. Оборжаться! Достать член из ширинки — проблема века. Спина согнула Эдуарда в сложную, отнюдь не геометрическую фигуру, а обратно разгибать категорически отказывалась. Как не опозорился и всё же облегчился, отдельная история. Зато теперь он понял, почему кобели по нужде лапу поднимают. Чтоб не обкапаться. Доказывай потом всей своре, что тебе ветром принесло.

Спасибо, авария случилась на дежурстве, так что помощь прибыла незамедлительно. Поднятая по тревоге лаборантка Настя за рекордные семь минут слетала в аптеку и обратно и прямо в туалете с явным удовольствием проткнула его левую ягодицу, впрыснув туда волшебного зелья (ему показалось, или тонкие пальчики и впрямь сначала огладили пушистую половинку?). Подействовало не сразу, пришлось Эдуарду прибегнуть к помощи все той же Насти, опереться и проковылять в секционную. Кушетка в дежурке не внушала доверия — низко и матрас комками — пришлось залечь на той самой каталке, где до препарирования возлежал кто-то из его «клиентов». Командовать парадом с насиженного, вернее, налёжанного места оказалось вполне удобно, нужно было закончить отчет по последнему вскрытию. Часа через полтора с помощью той же Насти (не столько поддерживала, сколько лапала, фу-фу-фу на нее!) и богаматери речитативом сквозь крепко сжатые зубы, он загрузился в прибывшее такси и отправился домой. Фортуна все же была не на его стороне — такси, по причине не своевременно развернутых ремонтных работ, не смогло подъехать к дому. Пришлось выходить чуть ли не за километр до желанной двери в родной подъезд (в состоянии Эда триста метров помножились на три). Да еще из подворотни, как черт из табакерки, выскочил мужик крайне южной национальности на подержанной Тойоте. Эд едва не угодил под колеса замызганного образца иностранного автопрома — увернулся чудом. Несмотря на явную спешку, хозяин авто не поленился остановиться и любезнейшим образом охарактеризовать его, как человека крайне беспечного, родившегося от женщины легкого поведения, и дал знать, что в следующий раз, если ему приспичит на тот свет, он прежде хотел бы плотно и интимно пообщаться с выводным отверстием Эдуарда, не используя никакие смазочные материалы. Столь пламенный спич слегка отвлек патологоанатома, едва не пострадавшего в ДТП, от проблем с поясницей и побудил произнести ответную речь, заключавшую в себе достоверное упоминание родословной горе-водителя, возможных порочащих связей его семьи и его самого с различными представителями низших приматов, пожелание нарваться на ранее озвученную интимную связь, но уже с каким-нибудь крупным копытным и в качестве принимающей стороны. Его спич содержал пару-тройку слов вне рамок литературной лексики, но именно они и придавали экспрессивности столь неоднозначному пожеланию. Видимо, обозлённый и перекошенный Эдуард внушал уважение — водитель Тойоты предпочел заткнуться и рвануть в неизвестном направлении.