Заветные грибочки
читать дальшеМалый совет, исключая председателя леса - Михаила Потапыча, почти в полном составе быстро собрался на внеочередное экстренное заседание. Сорока постаралась. Не хватало только Федьки - волка. Впереди светил юбилей - десять лет совместной жизни Потапыча и его бурой красавицы Маневы. На повестке дня два вопроса: как отпраздновать и что подарить? Если с первым было все более-менее понятно - поляна будет: с пчёл медку, с белок орешков, с зайцев ягод, с выдр рыбы, да побольше, песни и пляски обеспечены - то со вторым вышла запара. Пока чесали тыковки, Федька прибежал: взъерошенный, грязный с шишкой на весь лоб. Он упал на пузо, достал из-за пазухи рыбину и приложил к новому украшению на своей голове.
- Федь, ты никак с дубом бодался? - наклонился к нему барсук Петька, любопытный малый.
- Отвянь, - буркнул волк, не озадачиваясь разъяснением.
- Бодался-бодался. И ты бы пободался, если бы за тобой жена гналась с обещаниями хвост оторвать и яйца отгрызть, - съязвила сверху сорока Марта. В этом лесу она была бесплатным информбюоро. Мимо ее любопытного клюва не могло пройти незамеченным ни одно мало-мальски важное событие.
- Что так? - с ухмылкой на пол морды спросил Петька, отодвигаясь на всякий случай подальше от волка. Тот щелкнул зубами, но тут же со стоном ухватился за явно трещавшую черепушку. За него вновь ответила сорока:
- А с чужими бабами меньше нужно по кустам обжиматься!
Общее веселье в ответ на эту новость было недолгим, но продуктивным. Федьку с хохотком трепали по загривку, похлопывали между лопаток и просто сочувствовали, потому что женушку ему бог послал злую и сварливую. На такую залезть - что героическое геройство совершить. Она ж задерет указаниями: что, как и куда совать. Вот Федька и восполнял недостаток ласки на стороне, топя горе в рюмке и ухлестывая за всякими вертихвостками, за что неоднократно бывал искусан своей благоверной.
- Какие будут предложения? - выковыривая колючки из пышного хвоста, спросила лиса Лизавета после того, как все отсмеялись. Она сегодня вела заседание. Плотная тишина в ответ. Все нахохлились и призадумались. Первым отмер Сергеич, старый и опытный барсук :
- А если малинки бочку?
- Да у них возле берлоги такой малинник!
- Может их с Маневой в круиз какой отправить? - ляпнул Васька, который кабан.
Васька номер два, который лось, цокнул его копытом по темечку:
- А возить их на себе ты будешь? Хитрое твое рыло! Хватит, я на себе в том году ваш выводок покатал на спор. Чуть пупок не развязался. Теперь, если что, твоя очередь отдуваться.
- А я чё? Я ничё! - пошел на попятную кабан.
- А может лыжи им подарим? - высунулся с рацпредложением бобр Дементий.
- Дёма, ты вроде и старый бобр, вон зубы все нафиг сточил, но мозги твои, наверно, как раз в них располагались, - покосился на бобра Федька, отводя от шишки лапу с рыбой. - Думаешь им в лыжах зимой удобнее спать будет?
- Тьфу! - сплюнул в сердцах Дементий. - Я и забыл, что они в спячку впадают.
Ёж Кондратий сел на пенёк, закинул нога за ногу и почесал веточкой между иголок:
- Что я хочу сказать, дорогие товарищи. Подарок должен быть со смыслом и такой, чтоб в хозяйстве сгодился, а не то что мне вон на прошлый день рождения дятел подарил. Ни похвалиться, ни использовать - сплошные расстройства...
- Это ты о той палочке-выручалочке, что дятел два месяца из дуба выдалбливал? - прищурила глаз сорока Марта. - Да, с размерчиком он не угадал, надо было поменьше делать. Ты при всем желании в себя эту штуку не затолкаешь.
- А зачем мне в себя ее заталкивать? - недоуменно фыркнул Кондратий.
- Да чтоб простатит твой застарелый полечить! Ты когда последний раз на ежихе катался? Небось уже все отсохло? Гляди, чтоб вскоре на твоей пустой головоньке рожки среди иголок не прорезались.
- Ах ты ж радио пернатое! Это с чего ты решила, что у меня этот... прст... пре... про...
- Простатит, дубина колючая! Это когда уже все! Импотент! А с того решила, что Еленка твоя кумушкам жаловалась, что ты, видать, совсем ее разлюбил. Как ночь, так из норы прочь. На сторону ты ни с кем не ходишь, точно знаю. Значит что?
- Следила, что ль? - вытаращил глаза ёж.
- А то! Чё там следить? Сидишь на берегу ручья и с причандалами своими беседу умную ведешь о бренности бытия и физиологической подставе.
- Да я тебя!..
- Погоди, Кондратий, - остановил его волк, откидывая рыбешку в сторону. - Я на днях тоже кой-чего слыхал. Не хотел говорить. Да тут все свои.
- Я не импотент!.. М-м-м... - лапа Федьки очень удачно заткнула ежа на самом пике возмущения.
- О тебе потом поговорим. Речь о Потапыче. Видать он тоже начал... хм, сдавать. Лежал я надысь под кустом, обед переваривал, а мимо Манева проходила с подругой своей. Мне, говорит, тоже не хватает. Приходится в деревню за огурцами бегать.
- И с чего ты решил, что Потапыч уже не справляется? - возразил Сергеич, - Может она солить огурцы хотела?
- И тебя, придурка, угощать! Огурцами. По голове твоей безмозглой, - разозлился волк. - Ты что, не знаешь, для чего женщины огурцы используют? Неуч!
- И ничего я не неуч! Едят они их.
Тут в спор вступила Лизавета. Она, как самая хитрая и мудрая женщина, тут же смекнула, на что Федька намекал:
- Постойте, братцы! Не кипишуйте. Михал Потапыч наш и впрямь уже мужчина не первой свежести. Не удивительно, если агрегат у него начал со сбоями работать. Зря Манева жаловаться не будет. Я так думаю, надо им помочь. Поддержать, так сказать, тонус, а заодно и подарочек им сделать.
- И как ты поддержишь его, рыжая? - Кондратий уныло поковырял ногтем пень. - Если уж не работает, так не работает, хоть ты ему что делай.
- Ага-а-а-а!!! Я ж говорила! - встрепенулась сорока.
- Да заткнись ты, - отмахнулся от трещотки Волк. - Лиса, я так понимаю, у тебя есть что предложить.
- Правильно понимаешь. Слыхала я, что в дальнем жарком лесу растут грибочки какие-то волшебные. Действуют на мужской орган так, что от капли настоечки месяц будет колом стоять и не падать. Местное зверьё охраняет те грибочки почище золота. Но если постараться, можно парочкой разжиться. Я не я буду, если не умудрюсь стащить. Только вот до леса того долго добираться. К сроку могу не поспеть.
Все призадумались крепко. Кабан скосил глаза на тезку и мстительно усмехнулся:
- А я знаю, кто туда быстро доскачет!
Все повернулись к Ваське-лосю.
- Не-не-не! Вы что? Я не гожусь. У меня только ноги длинные, а воровать я не умею. Это у нас вон, Лизавета спец. Ей и дорога в дальний лес.
-Слыш, Васек, ну, не ломайся, - хлопнул его по спине волк. - Лизавета сама не добежит, а вот ты ее туда быстро домчишь. С твоими-то ходулями это что пень обоссать.
- Не хочу я никаких пней об... мачивать! И что мы там с ней вдвоем сделаем? А если звери какие нападут?
Васька был молод, не лишен девственности и на совет попал совершенно случайно. Дед его захромал, вот и послал внучка вместо себя, для голоса, чтоб кворум обеспечить. Лось хоть и вымахал под два метра в холке, но нрава был кроткого и миролюбивого. Что сказать? Интеллигент в пятом поколении. Если б не его старший товарищ и тезка, кабан, со своим предложением про круиз, то сидел бы Васек тут тише воды и ниже травы.
Волк оглядел честное собрание, зачем-то пригладил грязную шерсть на пузе и выступил вперед. - Я тоже с вами побегу. Буду вашим телохранителем.
Народ обрадованно загудел, затопал лапами:
- Молодец, Федька!.. Тудыть твою в качель, правильно решил!.. С тобой им полегче будет!.. Один фиг тебе домой сейчас никак нельзя. Стешка твоя еще неделю злая будет, как тысяча чертей!..
Собирались недолго. Лето было не за горами. Май уже заканчивался и еды вокруг было полным-полно, так что никаких припасов с собой брать не стали. Что нужно, по дороге добудут. До окраины леса их сопроводила только сорока Марта и тут же полетела обратно с докладом: как, в какую сторону и с какой скоростью побежали посланники.
Нелегко им пришлось. По полям да по степи пулей пролетели, а вот в горах высоких пристряли маленько. У Василия на каменистых осыпях все четыре ноги в разные стороны разъезжаются, хоть ты тресни! Федька с Лизаветой шнырь, и наверху, а он - шух, и на двойном шпагате. Намаялись, пока не выскочили к саванне жаркой, за которой виднелся тот самый дальний лес.
У какой-то речушки остановились на водопой. Вода мутная, у берега ряской затянутая и бревен зеленых по ней куча плавает. Склонил Васька к воде голову рогатую, а ближнее к нему бревно возьми, да и оживи! Как раззявило оно пасть зубатую, у Василя чуть инфаркт не случился. В жизни так не буксовал, как на том скользком берегу. Лизавета, не будь дурой, лапами в рога его вцепилась и воспарила над грешной землей, пытаясь поудобнее умоститься на Васькином горбу. Только Федька быстрее оказался. Его от бережка словно ураганом отнесло и на ближайшую акацию закинуло.
Пока снимали - намаялись. Туда взлеталось легко, а слазить почему-то не получалось. Федькины лапы дрожали, когти, судорожно вогнанные в твердую кору, втягиваться обратно не хотели, а зажмуренные от страха глаза никак не разжмуривались. Лизавета его и так, и эдак уговаривала, Васька грозился дерево забодать, если он немедля не спрыгнет на землю - ничего не выходило. Лиса ругнулась негромко, почесала носик да как рявкнет голосом заполошным:
- Стешка бежит!!!
Федьку от тех слов снова подкинуло. Да так удачно, что кубарем скатился прямо на спину обалдевшему от неожиданности Ваське, а оттуда прямо на Лизку.
- Что? Где? Куда бежит? - вздернулся он на ровные, не замечая, как топчется на рыжей махинаторше.
- Сволочь, слезь с меня! - прохрипела та, задыхаясь под его весом. - Мало тебя Стешка гоняет, вон какой зад наел!
Узнав, что Лизавета его надурила, Федька нисколько не расстроился, даже поблагодарил подругу за оказанную услугу. Кто знаёт, сколько б он еще акацию охранял, если бы не ее хитрость? Подали друг дружке лапы и вновь направились в сторону леса.
Пи-пшшш... Пи-пшшш...
Васька настороженно повел ухом:
- Ребят, это... вы слышите?
Лизавета с Федькой переглянулись, и тоже прислушались. Из-за высокой травы ничего не было видно, но зато отчетливо слышно:
- Пи-пшшш... Пи-пшшш... Пи-пшшш...
Федька, как самый смелый, вызвался сходить в разведку. Васька дернулся было его остановить:
- Федь, а может не надо?
- Надо, Вася, надо! - волк упрямо двинул челюстью. Ему и так было стыдно, за тот казус с акацией.
- Ежели чего, не поминайте лихом.
Раздвинув траву, он смело упал на брюхо и пополз вперед. Лизавета посмотрела на кончик его хвоста, исчезающий в буйных зарослях, почесала за ушком и тоже плюхнулась на живот. Васька, разгадав замысел рыжей бестии шустро выставил копыто прямо перед ее носом:
- А ты куда? Вдруг там опасно? Кто тогда Потапычу грибочков стёбнет?
- Да я осторожненько. Только одним глазком. Ну, любопытно же, - лиса отодвинула от носа внушительное копытце, прижала уши и поползла. Васька закатил глаза под лоб, вздохнул и тоже брякнулся на пузо:
- Эх! Пропадать, так разом...
Он не отставал от рыжего лисьего хвоста, но всю дорогу на каждое "пи-пшшш" вздрагивал и бурчал что-то про пизданутых друзей и их грёбанное любопытство, из-за которого он помрет девственником, так и не понюхав ни одной приличной лосихи. Лизавета шикала на него и осторожно пробиралась вперед, ориентируясь по запаху и смятой волком траве.
Заросли внезапно расступились, открывая вид на небольшую ложбину с поляной посередине, на которой виднелась нора, вокруг нее куча песка, с десяток унылых сурикатов и слон. Слон, сидя на заднице, не глядя подхватывал очередного суриката, вдувал ему хоботом в зад и откидывал в сторонку. Те раздувались на высокой ноте "пи" и с противным шипением сдувались, поднимались на ровные, почесывали покрасневшие отверстия и снова становились в очередь. Васька от удивления челюсть потерял:
- Хрена он так развлекается? - шепнул на ухо лисе. Та пхнула его локтем в бок и махнула лапой куда-то вперед. Лось повернулся и замер. Позади слона раздвинулись заросли и оттуда показалась голова Федьки. Широкая слоновья спина закрывала ему весь обзор и волк никак не мог понять, что издает эти звуки диковинные. Он даже забыл об опасности, почти полностью высунувшись на полянку. Лизавета просигналила ему отход, отчаянно жестикулируя и делая страшную морду. Но Федька явно как-то не так ее понял, потому что двинулся вперед и почти сравнялся с толпой сурикатов. Слон не глядя продолжал свое грязное дело. Васька зажмурился от страха да еще и для верности копытами глаза прикрыл. Но уши-то остались открытыми. И они отчетливо слышали:
- Пи-пшшш... Пи-пшшш... Пи-пшшш... Вуа-бдж-дж-дж!...
"Хана Федьке!" - подумал Вася и приоткрыл один глаз. Лизавета валялась рядом, прикрыв лапами глаза и уши, сурикатов ветром сдуло, слон по-прежнему сидел на массивных булках, от удивления распахнув глаза и рот, а по полянке, держась за зад, с громким матом нарезал круги живой и здоровый волк.
- Живой! - обрадовался лось и ломанулся обниматься с героем.
- Живой! - подхватила Лизавета и обогнала Ваську.
- Живой?! - заорал Федька, изгибаясь и заглядывая себе под хвост. - Да чтоб вы все так жили! Трубадур несчастный! Какого хрена ты мне хоботом своим зад разорвал?! - наехал он на слона.
Слон захлопнул рот, подвел глаза к небу, вздохнул и заговорил:
- Вообще-то я действовал на автомате и никак не рассчитывал, что к провинившимся присоединится кто-то еще.
- Присоединится?! - не мог успокоиться Федька.
- Провинившимся? - заинтересовалась лиса.
- Да, - слон предпочел сделать вид, что не слышал волчьего вопля. - Вообще оборзели, мелочь зубатая! Утащили к себе в нору все страусиные яйца. Запас себе, видите ли, сделали, на случай засухи. А то, что страус без наследников может остаться, так им все равно. Вот царь наш, Лев Лексович, и назначил им такое наказание.
- Ну их-то понятно почему наказал, а тебя за какие прегрешения такой повинностью наградил? - спросил Васька, косо поглядывая на любопытные мордочки сурикатов, показавшиеся из норы.
Слон вздохнул и уныло прогундосил в хобот:
- Я видел, как они таскали яйца, но не остановил. Жарко было. Поел плотно. Спать хотелось. А на суде эти... - он мотнул головой в сторону норы и ее жители вновь словно растворились в воздухе. - Сдали они меня по всем правилам. Вот и наказаны вместе.
- Дааааа! - протянул чуть успокоившийся Федька. В заду уже не так жгло, только чесалось здорово. - Царь ваш - оригинал еще тот. Наказание не абы какое придумал. Звать-то тебя как, изувер лопоухий?
- Эдик я. И я не изувер! Сам подставился. Я только и успел подумать, что уж больно экземплярчик крупный попался. А вы я вижу не местные. Зачем тут бродите?
- Да мы, собственно говоря, по делу, - прищурила левый глаз Лизавета. - И ты, Эдичка, просто обязан нам в нем помочь.
- Чего это я обязан? - опешил слон.
- А кто нашего Федора обесчестил? Помощь твоя в качестве моральной компенсации будет.
Слон оглянулся на Федьку, которого тут же страдальчески перекосило, а из его горла вырвался стон великомученика, безвинно пострадавшего, и, вздохнув, согласно кивнул головой.
Лизавета оглянулась на вновь материализовавшихся сурикатов и поманила Эдика пальчиком:
- Пригнись-ка, чё тебе на ушко скажу...
Эдик послушно подставил огромное ухо, в которое лиса чуть не с лапами залезла, и стала нашептывать исходные данные.
- Да ну! - удивился на что-то Эдик.
- Ну да! - утвердительно мотнула головой лиса. Эдик крепко задумался, прикусив кончик своего хобота.
- Даже не знаю, чем смогу помочь. Вот если бы царь наш издал такой указ, а так... Охрану возглавляет зверь один. Такой же, как этот ваш, - и слон ткнул хоботом в сторону Васьки. - Из зоопарка местного три года назад сбежал. Уж больно сердитый парень. Чуть что - без разговоров рогами под зад. Мимо этого монстра даже мышь незамеченной не проскочит. Его тут все боятся даже больше, чем самого Льва Лексовича.
- А царя вашего можно чем-то подкупить? - гнула свою политику лиса. - Может у него слабости какие-то есть?
- Слабостей у него две: любит потрахаться и все делать на спор. Не знаю, какая вам пригодится, но можете попробовать этим зацепить.
Лиса оглядела вверенные ей войска и пришла к неутешительному выводу: с первой слабостью они в пролёте. Васька своей дебильной физией у любого желание отобьёт, Федька уже пострадал, да и не настолько он Потапыча обожает, чтоб за него тылами своими второй раз за день жертвовать, а она, увы и ах, размером не вышла, чтоб царя в свои сети заманить. Хотя, не помешало бы. А вот со вторым вариантом можно подумать.
- Эдь, а царь ваш как насчет за воротник залить?
- Это ты о чем? - в недоумении уставился на нее Эдик. Грива у царя была, а вот воротников он отродясь не носил.
- О выпивке, - пояснила Лизавета.
- А! Ну, дринькнуть он мастер.
Лиса расплылась в озорной улыбке:
- Это он еще мастеров не встречал, правда Феденька?
Волк ухватился за голову:
- О, нет! Только не это! Я в прошлый раз чуть не сдох, когда ты с росомахой на ведро сметаны поспорила. Думал все кишки выблюю.
- Надо, Федя, надо! - и не слушая возражений бедного волка обратилась к слону. - Веди нас, Эдичка, к вашему царю. Будем мосты налаживать.
Льву Лексовичу было скучно, жарко и дремотно. Он аппетитно всхрапывал, проваливаясь в тягучее марево сновидений, и от своих же трубных звуков просыпался, вновь вскидывая гривастую голову. На сей раз его разбудил шорох травы, а не собственный храп. На поляну перед тронным камнем втягивалась довольно длинная процессия из слона, лисы, волка, зверюги, похожей на его начальника охраны, и десятка любопытных сурикатов, которые явно забыли, что только утром он их примерно отчитал и отправил на позорную казнь. Столь пестрое собрание обещало неслабое развлечение. Лев, потянувшись, рыкнул для порядка, куснул щекочущую пузо блоху и поинтересовался:
- И за каким вы ко мне пожаловали, звери добрые?
- Да вот, - скорчила невинную моську лиса. - Наслышаны о тебе, царь, как о великом умельце дринькнуть на славу.
Лев почесал лапой зад, прикинул, что возразить - значит себя принизить, и милостиво кивнул головой.
- Так вот, - продолжила лиса. - Федор наш, тельняшку на себе порвал, доказывая, что никакой зверь его не перепьет.
Федька, услышав о себе такие страсти, трусливо поджал хвост, задрожал и приготовился безвестно сгинуть в пасти местного царя зверей. Он уже чувствовал, как под мощными клыками поддается и хрустит его хребет, но Лев Лексович хохотнул, глядя на его не очень внушительную фигуру, и весело поинтересовался:
- Этот, что ли, Федор будет?
- Он самый, - успокаивающе погладила Федьку по уху Лизавета. - Я ему говорю, куда тебе, немощному такому, против самого царя зверей выстоять. А он ни в какую! Победа, говорит, будет за мной!
При этом она так дернула волчье ухо, завидев, что Федька готов возразить, что тот подавился собственным языком. Лев потер лапы в предвкушении и поставил условие:
- Пьем до победного. До первой отключки. Когда я его, хм... уложу на обе лопатки, останется при мне, мух в жару гонять.
Федьке отчаянно захотелось домой. Дернул же его нечистый за язык, когда он на совете про огурцы ляпнул. Вот и расплата пришла! Он прикинул на глаз соотношение роста и веса Льва и себя, свои шансы на победу, мысленно простился со Стешкой и детьми и уже приготовился подать Льву лапу, как снова вмешалась лиса:
- У Федора тоже условие имеется на случай победы. Так, пустячок. Проблемы у парня возникли с потенцией, допился до ручки, а у вас тут, говорят, целебные грибочки произрастают. Так может подкинешь ему тогда парочку? Пусть хоть жену порадует на склоне лет.
Возмущению Федькиному не было предела. Мало того, что его в престарелые импотенты записали, так еще и ославили на весь соседний лес. Вон даже сурикаты недобитые ржут с него, за животы держутся! Фёдор основательно разозлился и решил про себя ни за что не уступить заграничному правителю. Пусть знает наших! Ударили по лапам, Лев тут же щелкнул хвостом и перед ними материализовалась мартышка с подносом, на котором громоздилась запотевшая бутыль с заморским пойлом и маленькие рюмашки. Федор скосил глаз на это стеклянное недоразумение, презрительно чмыхнул и озвучил промелькнувшую в голове мысль:
- А стаканами слабо?
Лев едва поймал свою челюсть в полете. Он не ожидал такой прыти от тщедушного (в сравнении с ним, статным) соперника. Но не был бы он царем, если бы хоть одним глазом выдал своё удивление. С его высочайшего соизволения мартышка заменила рюмки на более ёмкую посуду. И понеслось!
На второй час пьянки, когда взмыленная мартышка едва лапы таскала, меняя им бутылки, а свидетели этой баталии окончательно охренели от жары и представшей пред их ясными очами парочки, которая уже не стесняясь булькала прямо с горла "За нас!" и "За ну их в жопу!", при этом не уточняя, кого именно и в чью, стало окончательно понятно, что победителей не будет. Лизавета пригорюнилась, Васька тоже не сыпал оптимизмом, а Федьке на сей момент, похоже, было глубоко наплевать, за каким он участвует в столь грандиозной попойке. Неожиданно Лев поднял тяжелую голову:
- Братан! Уваж-жаю! Бери!..
- К-к-к-кого? - протупил волк.
- Гриб-бы б-бери! Хоть все! Так-к-кому муж-ж-жику с-с-с-стояк нуж-ж-ж-жен... от- такой... - тут царь изобразил рукой весьма неприличный интернациональный жест, неоднозначно показывающий, каким именно должен быть у Федьки стояк. На этом Льва оставили последние силы, и он позорно стёк со своего тронного камня мордой прямо в сухую рыжую поросль травы. Сурикаты восторженно зааплодировали победителю, слон со вздохом поднялся, помог погрузить на Ваську почти бездыханную Федькину тушку и махнул хоботом в сторону леса, показывая иностранцам дорогу.
Лесная прохлада слегка облегчила Васькину участь. Мало того, что солнце нещадно палило, так еще и этот... герой на его горбу безбожно храпел и обдавал непередаваемым фаном из пасти. Когда дошли до заветной поляны, Лизавета обрадованно метнулась выбирать самые лучшие грибочки, а лось с явным удовольствием сбросил свою ношу и потянулся. Позади него словно вздохнул кто-то. Васька оглянулся и не увидел ничего кроме стены зелени. Решил, что показалось и снова стал потягиваться всем телом, когда вновь услышал уже более отчетливо чей-то судорожный вздох.
Не успел Васька оглянуться, как "Гех!" и... девственность прощай! Вася был вежливым лосём и культурно поинтересовался у пыхтящего позади него собрата (а это был именно он):
- Позвольте спросить. Чем это вы там занимаетесь?
В ответ только:
- Гех-гех-гех...
- Вам удобно? - тактичный Васька так пытался намекнуть, что ему, собственно говоря, не очень. - Может быть как-нибудь в следующий раз?
- Гех-гех-гех...
Может Василий и дальше бы вел разъяснительную беседу с сорвавшим его невинный цветочек агрессором, но тот зацепил внутри него что-то такое, от чего Васькины ноги сами стали подгибаться, а все его мужское естество восстало столь уверенно, что им не только пни метить, но и корчевать их представилось возможным.
Тот, который трудился позади, поменял не только темп, но и тон. Из его горла с хрипом теперь вырывалось:
- Хы-и!.. Хы-и!.. Хы-и!.. - которое спустя некоторое время сменилось на, - о-о-о-ё-ё-ё-о-о-о...
Чем все это закончилось, Василий так и не услышал, потому что впервые в жизни столь бурно спустил, что на некоторое время просто отключился и рухнул рядом с бренной тушкой храпящего Федьки. Когда он пришел в себя, рядом валялся не только Федор, но и тот самый лось, который, как подозревал Васька, и был начальником охраны у Льва Лексусовича. Бока его ходили ходуном, словно он стометровку за пару секунд одолел, но глаз горел, причем явно в Васькину сторону. Ему это было даже лестно. Никто еще не смотрел на него с таким вожделением и обожанием одновременно. Да и пережитой кайф был столь мощный, что его непременно хотелось бы еще не раз пережить.
- Гоша, - протянул копыто товарищ по соитию.
- Вася, - услышал он в ответ.
- Лизавета, - услышали оба и обернулись. Рядом стояла лиса с ожерельем из грибочков на шее и томно обмахивалась рыжим хвостом.
- Ну, вы, парни, и жахнули! Я чуть было не присоединилась. Васенька, хватит отдыхать, нам в путь пора, а не то к сроку не поспеем.
Васёк растерянно поглядел на Гошу, который даже голову повесил, услышав о столь скором расставании с объектом своего воздыхания. Оставлять того ну никак не хотелось. Но подвести своих Васька тоже не мог. С тяжелым вздохом он поднялся на ровные, мотнув рогами, одним движением закинул к себе на спину вялую Федькину тушку, дождался, пока запрыгнет Лизавета, и обернулся на прощание. Гоша вглядывался в его глаза с такой надеждой, что сердце Василия грозилось не выдержать и лопнуть от нежности и горечи его переполнявших. Он дернул рогатой головой и резко сорвался с места, побоявшись, что если еще немного промедлит, то уже никогда не сможет покинуть и этот лес, и свою неожиданную первую любовь.
Всю обратную дорогу Васька молчал. Пришедший в себя Федька попытался было его разговорить, но Лизавета отозвала его в сторону и долго что-то втолковывала. После этого Федор отстал. Только на коротких привалах они с лисой сочувственно поглядывали на Ваську и виновато опускали головы.
Когда вдали завиднелась кромка родного леса, настроение честной компании, безнадежно скатившееся за эти дни в полные минуса, резко поползло вверх. Волк даже стал напевать себе под нос что-то развязное и бравурное. Уже подбежав к самому краю леса, Васька вдруг резко остановился, да так, что Лизавета чуть кубарем с него не слетела.
- Не могу я дальше, ребят. Он там один остался. Пропадает без меня. И я без него тоже.
Лиса с волком переглянулись и Лизавета потянулась обнять теплую Васькину морду.
- Иди, раз душа твоя там осталась. Не забывай нас. Прибегайте в гости.
Федька смущенно кашлянул. Он, конечно, не понимал всех этих радужных сантиментов, но лося уважал и желал ему только добра. Потому хлопнул Василия лапой по боку и пожелал ему счастливого пути.
- А деду передайте, что мы его в конце лета обязательно проведаем! - крикнул уже на ходу понёсшийся стрелой Васька.
Путешественников встречали весело. Малый совет был практически в сборе, когда волк с лисой прибежали на поляну заседаний. Сорока снова постаралась. Марта загодя, увидев их приближение к лесу, через своих кумушек включила систему оповещения и сама помчалась занять самую удобную ветку на поляне заседаний. Потому и прозевала, куда делся Васька, о чем уже не раз пожалела. Впервые не располагала полной информацией о произошедшем. Оставалось только ждать рассказа вернувшихся с добычей.
Но тем пока было не до рассказов. Немедленно сварганили костер, котелок над ним повесили с ключевой водицей. Как закипело, кинули туда пару грибочков заветных, дали покипеть и чуток настояться. У котелка с готовым варевом сгрудились все, кому не лень. Тут же встал вопрос, на ком опробовать. Нельзя же Потапычу непроверенное зелье подсовывать. Кинули жребий. Выпало Дементию. Старый, беззубый бобр поначалу испуганно отнекивался, а потом махнул короткой лапой и хлебнул из котелка прямо через край.
Около часа все терпеливо дожидались, когда же настоечка подействует. В это время Лизавета с Федькой развлекали народ рассказами о своих дорожных приключениях. Только о Ваське не стали ничего рассказывать кроме того, что друга он там встретил и решил у него пока пожить. Все слушали, задавали вопросы, а Дёма рассеяно почесывал затылок и охал, что, мол, староват его аппарат для таких экспериментов. Не фунциклирует. Только на исходе дня с Дементием начали происходить чудеса. Он внезапно выпрямил ссутуленную спину, как-то по беличьи вверх приподнял мощный лапатый хвост и так зыркнул на всю честную компанию, что ни у кого не осталось сомнений: бобрихе Варваре сегодня не удастся поспать. Все расползлись, предпочитая дожидаться результата, сидя по норам.
Наутро звери собрались у бывшей плотины, на которой беспробудный сном спали счастливые бобр и старая бобриха. Дементий спал, но член его уже стоял на страже рубежей, грозя Варваре повторением медового месяца. Члены совета остались довольны увиденным. Дело за малым - нужно как-то подлить снадобье в питьё Потапыча, да так, чтоб он не приметил и не заставил их объяснять, что и как. Решили, что на пиру уж как-нибудь сориентируются.
День икс настал. Большую поляну с самого утра нарядили букетами цветов, выставили угощение, какое было припасено для столь торжественного события, и пригласили юбиляров. Все лесное зверье стоя приветствовало справедливого председателя и его верную супругу. Поздравления плавно сменились танцами и застольем, тосты поднимались один за другим, медовуха лилась рекой. Уже ближе к вечеру в суете и толчее Лизавета умудрилась незаметно плеснуть щедрой лапой Потапычу в кружку заветную настоечку. Да и Маневе заодно неслабо так накапала. Уж больно большие они, побоялась, что не подействует снадобье.
Зря она боялась. Потапыч с Маневой неделю из берлоги носа не казали. Только звуки по округе разносились такие, что даже ёж попой краснел. Кстати, он к той настоечке тоже успел приложиться. Еленка его нарадоваться не могла боевому настрою супруга.
На восьмой день сидящие в засаде Лизавета с Федором увидели, как Потапыч чуть живой выполз из берлоги. Вслед за ним на свет божий показалась вкрай измученная Манева.
- Да что ж это делается? - простонал председатель, вновь ощутив прилив крови к стертому до мозолей органу. - Кто ж это меня так проклял?
- Дык, не прокляли, а помочь решили, импотенцию твою излечили, – тут же поспешила доложиться сидящая на ветке Марта. - Манева ж бедная даже к помощи огурцов уже прибегала. Видать, никак ты не удовлетворял супружницу!
- Что-о-о-о?! - взревел Потапыч оглядываясь на Маневу. Та замахала лапами в ответ:
- Что ты, милый, что ты! Тебя твой медвежонок еще ни разу не подвёл. Ни одного сбоя за десять лет. А за огурцами я бегала, так это чтоб маски для морды лица делать, морщинки убрать.
- Узнаю, кто слух такой распустил да пакость мне сделал - натяну по самые гланды! - с этими словами Потапыч схватил Маневу в охапку и вновь нырнул в берлогу, подальше от любопытных глаз.
Весь лес замер в напряжении, предчувствуя скорую погибель некоторых активистов. Лиса досрочно поседела, а у Федьки от такой угрозы случилось самопроизвольное расслабление нижнего отдела кишечника. Как только он смог нормально передвигаться, не озадачиваясь, чем бы зад подтереть, тут же вспомнил о Ваське и решил, что пора проведать друга. Лизавета в знак солидарности и от греха подальше отправилась вместе с ним.
Зима оказалась снежной, с метелями и огромными сугробами. Ровно через семь месяцев после столь памятного всем юбилея в просторной берлоге появились на свет четыре маленьких медвежонка. Счастливая Манева любовалась ими, прислонясь головой к плечу Потапыча.
- Может, простим виновников?
- Конечно простим, - улыбнулся ей в ответ счастливый папа.
Марта взмахнула крыльями и скоренько оторвала свой зад от ветки над берлогой. Она направилась к дальнему лесу с новостями для вынужденных эмигрантов.